Национальный музей бельгийских железных дорог продемонстрировал, что человеческий подход позволяет превратить в увлекательную историю не только корпоративные успехи, но и околосюрреалистскую живопись. На выставке «Поль Дельво. Человек, который любил поезда» знаменитый художник предстал в новом амплуа. Выставка вызвала такой интерес, что ее уже дважды продлевали,— сейчас из-за коронавируса музей закрыт на карантин
Фото: Marie-Francoise Plissart
Фото: Marie-Francoise Plissart
И место, где Фонд Поля Дельво решил показать пятьдесят картин и рисунков из собственной, то есть Музея Дельво в Синт-Идесбалде, и частных коллекций, и название выставки «Поль Дельво. Человек, который любил поезда» кажутся совершенно неподходящими для художника. Потому что всем известно, что Поль Дельво (1897–1994) — это человек, который любил голых женщин: женщины присутствуют едва ли не на каждой его картине, и на девяти картинах из десяти эти женщины совершенно голые. Правда, кроме картин с голыми женщинами у него еще был большой цикл картин со скелетами — поди разбери, женщины это или мужчины, но зато обнажены они самым откровенным образом, до последнего предела. Прикрываясь этими голыми женщинами, Дельво и пробрался в большую историю искусства как сюрреалист — ни в каких сюрреалистских союзах и партиях он официально не членствовал, о сюрреализме узнал довольно поздно, чуть ли не через десять лет после его появления на свет, но с восторгом принял живопись магритто-эрнстовского толка, влюбился в Джорджо де Кирико, выставлялся вместе с Рене Магриттом и на групповых выставках сюрреалистов и в конце концов вынудил Андре Бретона признать, что в его эротической одержимости есть нечто глубоко, фрейдистски родственное сюрреализму. Выставка в «Мире поездов» показывает, что у Дельво были и другие, ранее не столь заметные одержимости.
Национальный музей бельгийских железных дорог с англоязычным названием Train World («Мир поездов») открылся в 2015 году на вокзале Схарбека, небольшого городка, который давно сожрал и переварил Большой Брюссель. Войдя в здание вокзала Схарбека, выстроенного в нарядном стиле фламандского неоренессанса, вы сразу очутитесь возле железнодорожных касс, где вместо билета на поезд вам продадут билет в музей, посещение которого и есть путешествие — в прошлое, настоящее и отчасти будущее бельгийских железных дорог, причем самая захватывающая часть вояжа перенесет вас в старую добрую Бельгию — до Всемирной выставки в Брюсселе 1958 года. Попав в гигантские депо, где собраны едва ли не все типы локомотивов и вагонов, ездивших по бельгийской земле, включая похожих на швейные машинки пионеров, курсировавших по первой в континентальной Европе железной дороге между Брюсселем и Мехеленом, или устрашающего вида броненосную «Душечку» (La Douce), паровоз модели Type 12 Atlantic, установивший в 1939-м мировой рекорд скорости по пути из Брюсселя в Остенде, вы непременно вспомните еще один музей, новый Музей железных дорог России, открытый за Балтийским вокзалом в Петербурге в 2017 году. Оба высокотехнологичны, мультимедийны и интерактивны, оба исполнены корпоративной гордости, но если петербургский музей прославляет пар, скорость, технику, былые и нынешние успехи РЖД, то брюссельский музей рассказывает не столько историю Национального общества бельгийских железных дорог (Nationale Maatschappij der Belgische Spoorwegen, NMBS) и его технических достижений, сколько историю людей — пассажиров и железнодорожных служащих, бонвиванов Belle Epoque, ездивших первым классом, и тех, кого с лета 1942-го особыми составами отправляли в концлагеря, машинистов, обходчиков и станционных смотрителей. Самым потрясающим аттракционом здесь становится не инсталляция, представляющая разноголосый хор вокзальных часов, которым в связи со строительством железных дорог пришлось прийти к хронометрическому согласию — раньше каждая бельгийская деревушка жила по своему собственному времени, и не различные компьютерные симуляции в жанре «почувствуй себя машинистом Eurostar», а домик станционного смотрителя Телеманса, прослужившего в Схарбеке с начала оккупации до Всемирной выставки 1958-го: это не двухэтажное кирпичное зданьице перенесено в музей, это музей выстроен вокруг него, чтобы бережно сохранить не только обстановку, но и самый дух времени, так что кажется, будто хозяева сейчас вернутся и снимут белье, развешанное после стирки на заднем дворе. Во многом этот антропологический угол зрения на совести дизайнера музея, знаменитого бельгийского художника комиксов Франсуа Схёйтена — ему не привыкать рассказывать человеческие истории.
Фото: Marie-Francoise Plissart
Фото: Marie-Francoise Plissart
Фото: Marie-Francoise Plissart
Такой же человеческой историей оборачивается выставка Поля Дельво, деликатно вживленная в сценографию «Мира поездов». Вообще-то с Национальной железнодорожной компанией Бельгии художника связывали вполне официальные отношения: в 1962 году креативный директор фирмы решил украсить вагоны первого класса международных экспрессов произведениями искусства, дабы небедные путешественники могли почувствовать себя в купе как дома, и обратился к десяти живописцам, среди которых самым известным и самым важным по положению — он уже много лет преподавал в знаменитой брюссельской школе искусств La Cambre — был Дельво, и тот согласился с радостью, написав аж четыре варианта вокзальных видов. Учитывая ответственность комиссии, ему, конечно, пришлось сдерживаться, и на перронах вместо нагих красавиц в меланхолическом полусне является другой частый гость его картин: встречающие и провожающие поезда девочки — одна, в непременной белой шляпке и кружевной пелеринке, или же парочка, не то сестры, не то подружки. Идея заказа Дельво возникла отнюдь не случайно: его влюбленность в круглобокие паровозы, красно-белые полосатые вокзалы, рельсы, шлагбаумы, семафоры и прочий железнодорожный антураж была хорошо известна и по его живописи, и по собранной им коллекции моделей поездов — часть ее можно увидеть на выставке вместе с фуражкой почетного железнодорожника, какового звания художник удостоился в 1984-м. Говорят, с архитектурной точки зрения его картины безупречны — любая деталь любого станционного строения написана с большим знанием дела, ведь семья готовила его к адвокатской карьере, и, чтобы не сразу огорчать родителей, он, перед тем как пойти на живописное отделение Королевской академии, целый год просидел на архитектурном факультете, деликатно подготавливая их к тому, что приличной профессии у сына не будет. И точно так же говорят, что все мельчайшие технические подробности — колесных пар, сцеплений, подвесок, контактных сетей, столбов, мостов, дебаркадеров — у него точны, как у инженера, а семафорный язык он выучил не хуже стрелочника.
Откуда взялась эта страсть — бог весть, но оказывается, что и в самой ранней буровато-импрессионистской живописи, с какой начинается выставка, и в ранних рисунках, какими она заканчивается, читается неподдельный интерес к станционной жизни. Не к легкомысленной жизни вокзальных буфетов, как у мелкобуржуазных французов, а, как и подобало социально-сознательным бельгийцам, к жизни путевых обходчиков и грузчиков, копошащихся между бесконечных верениц составов. Понятно, что ему, родившемуся в крошечном городке между Льежем и Намюром и с самого детства привыкшему жить на два мира — столицы и провинции, пришлось провести в поездах немало времени. Куда большая загадка — каким образом его фокус вдруг так резко сместился и почему его личный фантастический «мир поездов» утратил пролетарский дух, а в залах ожидания и станционных ресторанах, на платформах и переездах воцарились волоокие длинноногие венеры с греческими носами и в ренуаровской задумчивости. Одно с другим неплохо рифмуется, особенно если принять эти картины за сновидения и вооружиться томиком Фрейда: и паровозные гудки, и обнаженные красотки сулят человеку, особенно молодому, приятные приключения. Дельво прожил долгую, почти сто лет, жизнь (на поздних фотографиях он позирует с Энди Уорхолом, которого, кстати, пережил), но до самого конца сберег две эти мальчишеские страсти — к поездам и голым женщинам. Последние иногда могут надеть шляпу с перьями, распахнуть кружевной пеньюар, а могут и вовсе ничего не надевать, но их нагота почему-то подсказывает, что пришли они из той же прекрасной эпохи, что и написанные с такой архитектурно-инженерной фотографической точностью вокзалы. И в смысле женской красоты, и в смысле вокзальной архитектуры Дельво был убежденный консерватор: по легенде, когда на железнодорожной линии возле его дома меняли фонари, он попросил оставить один старый, потому что именно этот таинственный свет, видный из окна мастерской, его так вдохновляет, и ему, национальному достоянию и почетному железнодорожнику, пошли навстречу. Загадки загадками, но характерно, что ретрорифма между старинными вокзалами и дамами былых времен возникает в живописи Дельво сразу после войны, когда и того, и другого в бельгийском пейзаже стало значительно меньше.
«Paul Delvaux. The Man Who Loved Trains». Train World, Брюссель, до 19 апреля (в связи с эпидемией коронавируса музей закрыт до 4 апреля)