Фото: Архив Архнадзора
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Анатолий Жданов / купить фото
Как операция по спасению московских палат XVIII века обернулась их частичным сносом
История болезни и метод лечения
Я ехал на Остоженку, до последнего надеясь, что тревожные сигналы окажутся преувеличениями, а официальные разъяснения о том, что ломается не дом Римских-Корсаковых, а поздняя советская пристройка,— правдой. Увы, все вышло с точностью до наоборот. Правое, если смотреть с улицы, крыло дома было практически разобрано: у него полностью отсутствовала задняя стена, а фасад был сломан наполовину — не было второго этажа. Не было и перекрытий, а подвал превратился в котлован, заваленный битым кирпичом и строительным мусором. Накануне остатки этой части дома явно сгребали экскаватором — к котловану подходили следы гусеничной строительной техники.
И это после многочисленных заверений последних месяцев о том, что дом на Остоженке, 4, при реконструкции квартала и строительстве очередного нового «многофункционального комплекса» будет бережно сохранен. Причем полностью. Буквально за несколько дней до разгрома в градозащитный «Архнадзор» пришло официальное письмо из Департамента культурного наследия Москвы за подписью первого заместителя руководителя Мосгорнаследия Сергея Мирзояна: проект реконструкции предусматривает сохранение конструкций всех наружных стен здания.
Более того, для сохранения дома № 4 по Остоженке намеревались применить нетривиальную технологию: передвижку. Такого не было в Москве с 1979 года, когда передвигали дом Сытина на Тверской улице.
А если верить официальной версии, то такого не было в Москве вообще никогда, поскольку в ХХ веке дома передвигали, чтобы освободить место под новую застройку. А дом Римского-Корсакова на Остоженке, 4, должны были сдвинуть именно в целях его сохранения, а потом, укрепив под ним и вокруг него грунты и обустроив подземное пространство во дворе обширного владения, вернуть на место.
Объект на Остоженке, мягко говоря, не простой. По всем исследованиям, которым нет оснований не доверять, дом аварийный: фундаменты практически разрушены, стены много лет подвергались вибрационному воздействию метро, которое здесь всего в трех метрах от уровня земли, каркас удерживается только металлическими швеллерами, грунты под зданием дали неравномерную осадку, середина дома и правая часть просели относительно левой на 30–36 см, отчего образовались многочисленные трещины в кладке. Стены местами имеют отклонение от вертикали до 9 см и т.д.
Отсюда и проектное решение: ограждающая конструкция подземной части комплекса (стена в грунте), уходящая вглубь на 21,5 м, пересадка старинного дома на новый фундамент. Возвести его над котлованом, учитывая ветхость и близость тоннеля метро, застройщикам и их проектировщикам не представлялось возможным, поэтому решено было скрепить его стальным каркасом по периметру, сдвинуть вглубь участка на время общестроительных работ, а потом поставить на место и отреставрировать.
Операция сложная и дорогостоящая, но по сравнению с прежними вариантами проекта, предполагавшими снос дома Римского-Корсакова, это значительный прогресс. В него все и верили.
На одном крыле
Дом №4 по Остоженке в 1860 году. Таким застал его Петр Чайковский. Архивный чертеж
Фото: Архив Архнадзора
Дом №4 по Остоженке в 1860 году. Таким застал его Петр Чайковский. Архивный чертеж
Фото: Архив Архнадзора
Московские градозащитники боролись за дома 4 и 6 по Остоженке с 2004 года, с тех пор как увидело свет распоряжение правительства Москвы о реконструкции квартала, позволявшее инвестору (тогда это был НИИ социальных систем МГУ) построить на территории охранной зоны, рядом с Красными и Белыми палатами XVII века, пятиэтажный «многофункциональный комплекс» общей площадью более 21 тысячи кв. м и «при необходимости» снести дома № 4 и 6.
Между тем дом № 6 по Остоженке — мемориальный адрес художника Василия Сурикова. Он квартировал здесь, в 46-м нумере меблированных комнат «Париж», во время работы над росписями храма Христа Спасителя зимой 1877–1878 годов, этим адресом помечены его письма к родным в Красноярск.
А дом № 4 — мемориальный адрес Петра Чайковского, который не раз бывал здесь у музыкального деятеля Николая Кашкина. В основе его — главный дом городской усадьбы Римских-Корсаковых, известной с 1717 года. На плане 1740-х годов дом показан каменным, а значит, основа его может относиться даже и к XVII веку. Здание не раз перестраивалось и нынешний облик приобрело в 1860-е годы.
Шли годы, менялись застройщики и проекты, но не миновала опасность. Здесь не место пересказывать все эпизоды многолетней борьбы градозащитников и органов охраны памятников за эти дома; в результате удалось отстоять фасадную стену дома № 6 и выделение его исторического объема в составе нового комплекса. А дом № 4 осенью 2018 года застройщику было предписано городскими властями сохранить и реставрировать.
С тех пор градозащитники и слышали заверения в сохранении. Архитектурное бюро Kleinewelt Architekten разработало новую концепцию развития территории. Потом выяснилось, что в нее входит и идея передвижки дома Римских-Корсаковых. Проект этой передвижки, согласованный Мосгорэкспертизой и Мосгосстройнадзором, не был опубликован в общедоступных источниках. Согласно материалам проекта, имеющимся в моем распоряжении, было три варианта: два с передвижкой всего здания и один — без правого крыла. В начале марта стало понятно, что застройщик выбрал последний.
Представители застройщика (инвестконтракт в нынешней редакции заключен городскими властями с ООО «М Технология», входящим в бизнес-империю известного предпринимателя, коллекционера и культурного мецената Владимира Семенихина) и подрядчика, приехавшие на участок, уверяли меня, что они действуют именно по проекту, согласованному властями. Дескать, правая часть здания в настолько плохом состоянии, что ее невозможно двигать. Поэтому ее не снесли, конечно же — «разобрали», а потом воссоздадут из подлинных старинных кирпичей. В достоверности этих намерений тоже сомневаться не приходилось: левая и центральная части здания уже обхвачены стальным каркасом, осталось поставить внутренние распорки, отрезать дом от фундаментов, подводить рельсы и двигать.
Потом приехал и заместитель руководителя Мосгорнаследия, правда, не тот, что подписал письмо о полном сохранении здания, а другой — Леонид Кондрашев. Из его речей можно было заключить, что департамент согласовал именно такой вариант, с «частичным демонтажом». И на участке нашелся даже проект, на котором правое крыло дома было перечеркнуто косым крестом, правда, без каких-либо утверждающих штампов или подписей. Как могло Мосгорнаследие согласовать проект с частичной разборкой дома и в то же время утверждать в официальных письмах, что он будет полностью сохранен,— в моей отдельно взятой голове не укладывается.
Тем более что тут же, не отходя от руин, было принято соломоново решение № 1: разборку правого крыла остановить до разбирательства. Остановили. Хотя, если бы все было по утвержденному проекту — какие основания останавливать?
Пока принималось это решение, мы успели осмотреть дом.
Обычно говорят, что переезд равносилен пожару. Для дома № 4 по Остоженке эту формулу можно изменить: его переезд равносилен разгрому. На втором этаже, кроме наружных стен, уже ничего нет: кирпичи и печные изразцы сложены в мешки для строительного мусора.
То же предстоит пережить и первому этажу, где пока целы и внутренние перегородки, и старинные печи, и лепнина на потолках в некоторых комнатах: все разберут, чтобы вставлять распорки каркаса. Таким образом, при передвижке сохраняются только наружные стены здания, да и то, как оказалось, не все. А подвалы здания, за века ушедшие в землю, то есть та его часть, которая может быть наиболее древней, передвижке не подлежат, то есть также погибнут.
Соломоново решение № 2
Так этот дом выглядит сейчас
Фото: Константин Михайлов, Коммерсантъ
Так этот дом выглядит сейчас
Фото: Константин Михайлов, Коммерсантъ
Между тем разбирательство в Мосгорнаследии на следующий день под председательством того же Леонида Кондрашева началось с новой версии произошедшего: оказывается, двигать правое крыло вместе с домом не стали потому, что это было бы опасно для стоящих по соседству Красных палат XVII века…
Когда официальные версии ежедневно меняются, верить им становится очень трудно. Стена в грунте и подземное пространство в 21,5 м во дворе Красных палат, стало быть, для них не опасны, подумал я. И напомнил о цитированном письме Мосгорнаследия и об утвержденных правительством Москвы градостроительных регламентах, не предполагающих даже частичного сноса дома № 4. Тогда родилось соломоново решение № 2 — прорабатывать вариант: то, что уцелело от фасада правого крыла, не разбирается, а берется в стальную кассету, отделяется от центральной части и от фундамента, а потом ставится на место после обратной передвижки дома.
Проектировщики ушли думать и просчитывать такой вариант. На момент подписания номера именно он остается в силе: глава Kleinewelt Architekten Николай Переслегин сообщил мне, что после дополнительных исследований кладки и почв он признан технически возможным. Так что все, что оставалось к утру 5 марта подлинного от надземной части здания, будет сохранено.
Что остается? – Надеяться. Если так и случится, то будет это, несомненно, впоследствии преподноситься как торжество разумной градостроительной политики на этом отдельно взятом участке земли.
Но факт остается фактом — после многократных заверений о полном сохранении дома XVIII–XIX веков его начали ломать. И сломали бы все, что хотели, если бы не вмешательство сначала московских градозащитников, а затем Мосгорнаследия. И что бы ни говорили теперь о сохранении дома, утраты весьма значительны.
Выходит, что за реализацией гуманных намерений московских девелоперов нужно следить не менее пристально, чем за проектами сносов…