Антинародные промыслы

Канадские индейцы и инуиты в Музее этнографии

Во вторник в Российском этнографическом музее открылась выставка "Превращения. Современное искусство индейцев и инуитов Канады". Комментирует МИХАИЛ ТРОФИМЕНКОВ.
       Этнографию надо еще поискать. Да, инуиты, необычайно предрасположенные к скульптуре, используют для нее то рога карибу, то традиционные скребки улу, то любимый камень змеевик. Но в змееподобной голове "Внутреннего духа" Туну Шарки, в собирающем себя из обломков скелета медведе Дэвида Рубена Пиктукуна, в совокупляющихся любовниках Такиалука Нуна, в ощетинившейся солнечными лучами голове Филипа Камикпакиттука нет ни примитива, ни примитивизма, а есть знание и понимание модернистской пластики. Может, они там давно научились вызывать духи не только предков, но и Генри Мура с Осипом Цадкиным?
       Работы же индейцев сразу выбивают из рук критика проверенное оружие: поджав губы, буркнуть, что, дескать, все это современное искусство давно проходило и нечего велосипед изобретать. Да, проходило. Но в их работах есть необычная уверенность в себе, причем творческая, а не рыночная. Их энергетика и политизированность витальны, а не имитированы, как у большинства европейцев. Показывают, например, на открытии трехминутный фильм о творчестве одного из вожаков индейского андеграунда Роберта Хула. Стоит господин Хул на берегу моря, руки в карманы, волны шумят, ветер играет краем куртки. И с первых же секунд с ужасом понимаешь, что так он все время фильма и простоит. И одновременно желаешь, чтобы он простоял так подольше. Уж слишком интересно наблюдать, как Роберт Хул играет желваками, намекает губами на возможную улыбку, а потом опять мрачнеет. Непросто так смотрит, с вызовом, словно знает что-то, чего не знают беспечные белые люди. А когда он передал в дар Музею этнографии свой коллаж из немецких почтовых открыток начала ХХ века, посвященных подвигам вождя Винниту, выдуманного бульварным литератором Карлом Маем, зрители явственно напряглись. Не мог же индеец из канадской провинции знать, что именно немецкие фильмы о "Винниту, сыне Инчучуна" были хитами советского проката лет тридцать назад.
       И с таким же уверенным вызовом Рон Наганош из племени оджибве водружает в центре зала автомат Калашникова, увенчанный банками из-под супа "Кэмпбелл", мифологизированными еще Энди Уорхолом. А в аннотации скромно сообщает, что этой работой 1988 года он то ли предсказал, то ли, что скорее всего ближе к истине, наколдовал события в городке Оки, где индейцы взялись за оружие, чтобы отстоять в схватке с армейскими подразделениями свои традиционные земли. И столь же скромно утверждает, что Канаде придется выбирать в ближайшее время между революцией и эволюцией. Казалось бы, "Канада" и "революция" — слова несовместимые, а вот надо же, убеждает Рон Нонанош.
       Два года назад мировым хитом стал "Быстрый бегун", первый игровой фильм, сделанный инуитом, канадским эскимосом, Захариасом Кануком. Больше всего поражало то, что, несмотря на экзотичность антуража, перед зрителями предстал не фильм, сделанный инуитом про инуитов, а фильм, сделанный режиссером про людей. И на выставке, с мудрой издевкой экспонированной именно в Музее этнографии, никакой этнографии, никаких, боже упаси, народных промыслов тоже не оказалось и в помине. Даже выступавший на открытии фольклорный ансамбль Института народов Севера "Северное сияние" пел с какой-то рок-н-ролльной хрипотцой. И сама выставка оказалась просто-напросто экспозицией вполне вменяемого современного искусства, даром что одного из авторов зовут, к примеру, Кигускуин из Каннуджарталингуака.

Картина дня

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...