Профессор Леонид Григорьев и магистрантка Любовь Поповец из Высшей школы экономики взяли на себя интересное, хотя и грустное дело: они изучили уровни убийств и самоубийств в 157 странах мира («Социология индивидуальных трагедий»). Об исследовании для «Д» — журналист Алексей Марков.
Самоубийцы не обязательно неудачники
Фото: Getty Images
Самоубийцы не обязательно неудачники
Фото: Getty Images
В «Целях устойчивого развития ООН» убийства вообще не упоминаются (но криминал осуждается в целом), а самоубийства рассматриваются как индикатор «ментального здоровья нации». Леонид Григорьев и Любовь Поповец полагают, что социальная составляющая в обоих этих случаях имеет огромное значение. Хотя, конечно, национальные культурные коды, традиции играют свою роль. Например, высокие показатели самоубийств в странах Северной Европы хорошо известны и связываются с одиночеством и тоской (иногда пытаются прибавить и климат).
Надо отдать должное: авторы не заперлись в теории, а вышли в реальную жизнь, показав, что произошло в 1990-х годах в 22 странах постсоциалистической трансформации и в России с ее региональными различиями.
«Самоубийства растут вместе с ростом дохода на душу населения,— пишут авторы,— но причина не в улучшении благосостояния, а в параллельном росте причин для отчаяния и личных неудач. Для постсоветских стран скачок этих печальных показателей связан с переходным кризисом… Спецификой нашей страны является исторически устойчивое превышение числа самоубийств над убийствами, как и почти во всех регионах мира. В Бразилии и ЮАР — наоборот».
Авторы опубликованного в октябрьском номере журнала Russian Journal of Economics исследования отследили взаимосвязи насилия (убийств) в обществе с индивидуальной агрессией, социальной дезорганизованностью, бедностью, а также самоубийств с депрессией и уровнем дохода.
В научных исследованиях нередко отмечалось, что убийства и самоубийства происходят на общей почве и имеют сильную связь между собой, а отношение самоубийств к убийствам в границах определенной территории постоянно.
В целом же уровень убийств связан с алкогольной зависимостью, низким доходом, уровнями урбанизации и индустриализации и неоднородностью населения. А уровень счастья, в свою очередь, с убийствами и самоубийствами напрямую не связан, но положительно коррелирует с уровнем дохода.
Заметим, что последние данные исследования взяты за 2016 год, так как это самое недавнее время, на которое доступно большинство показателей по большинству стран. Данные не делают анализ неактуальным, так как разброс показателей убийств и самоубийств по странам устойчив во времени (изменяются они медленно).
Авторы рассматривали данные по странам с населением более 2 млн человек (всего 157 стран).Страны с официальной религией исламом были выделены в отдельную группу, иначе их показатели перетянули бы глобальную картину в более позитивную сторону. Уровень самоубийств и убийств в них более чем в два раза ниже, чем в остальных государствах,— 4,2 человека на 100 тыс. и 3,2 человека на 100 тыс. соответственно. Единственное исключение — Афганистан: 18,8 убитого на 100 тыс. При этом тревожные расстройства и депрессия в мусульманских странах распространены сильнее, чем в немусульманских.
Пик убийств в мире приходится на страны переходные по уровню развития. Уровень же самоубийств растет по мере роста благосостояния с пиком в более развитых государствах. Причины этого надо искать в увеличении ожиданий, надежд и тяжелой индивидуальной реакции на личные крахи.
Ни уровни тревожных, алкогольно-наркотических расстройств, ни депрессии не являются надежными индикаторами неблагополучного или какого-либо иного состояния общества. В самых экономически развитых странах злоупотребляют алкогольно-наркотическими веществами больше, чем в среднеразвитых и наименее развитых.
Уровень, на котором находятся потери населения в России по этим двум трагическим категориям в совокупности, сопоставим с потерями населения Бразилии и ЮАР. Разница в том, что в этих странах на самоубийства приходится одна четверть, а в России — почти две трети. Эти страны объединяет высокий уровень социального неравенства. Именно неравенство, а не бедность является толчком к совершению этого вида насилия. Его частота увеличивается при росте безработицы.
Латинская Америка — единственный регион мира, где убийств происходит больше, чем самоубийств. Парадоксально, что это не мешает жителям этих стран чувствовать себя счастливыми — например, одна из них, Панама, занимает 23-е место по расчетному уровню счастья (Россия — 50-е). Уровень неравенства отражает еще одну закономерность: в странах с относительно высоким социальным неравенством наблюдается больший разрыв в уровнях самоубийств женщин и мужчин с особенно высокими показателями у последних.
Несколько интересных наблюдений связано с разнородными странами группировки БРИКС — так, при международных сопоставлениях жители Бразилии, согласно опросам, оказываются счастливы, несмотря на низкий доход и социальную нестабильность. Для счастья очень важен фактор не столько абсолютного роста дохода, сколько относительного, следующего из сравнения себя с другими членами общества. Так, в Китае было зафиксировано снижение уровня счастья (по опросам) при высоких темпах роста экономики. Самое сильное снижение уровня самоубийств и убийств за 2000–2017 годы произошло в России и ЮАР.
Интересно, что почти во всех государствах возросшее в 1990-х годах количество убийств и самоубийств пошло на спад в начале 2000-х.
Анализ показал, что сильнее всего из выбранных переменных с самоубийствами связаны алкогольно-наркотические расстройства, и отсюда печально, но предсказуемо следует, что самый высокий уровень самоубийств должен быть на постсоциалистическом пространстве. Действительно, в 22 страх наблюдался большой скачок как в показателях убийств, так и самоубийств в 1990–1994 годах (иногда позже), после чего они медленно сползают к преимущественно прежним уровням по сей день, хотя есть исключения: Азербайджан, Армения, Грузия, в которых уровень этих показателей не самый высокий, но растет в последнее десятилетие. Данные это подтверждают: в России в 2016 году было 31 самоубийство на 100 тыс. человек, в Белоруссии — 26,2, Казахстане — 22,5, на Украине — 22,4, в Литве — 32. В первой двадцатке также Латвия, Венгрия, Словения, Эстония, из развитых стран — Бельгия, Франция и Швейцария, из Азиатского региона — Южная Корея и Япония.
В странах, присоединившихся в последние годы к Европейскому союзу, уровень убийств низкий, а самоубийств — относительно высокий, хотя и постепенно уменьшающийся.
Например, в странах Прибалтики — Литве, Латвии, Эстонии — пик самоубийств пришелся на 1994 и 1995 годы и был самым высоким среди всех постсоветских стран: около 40 человек на 100 тыс. Уровень убийств в них также был наиболее высок: выше 20 человек на 100 тыс., кроме Литвы. В России сейчас один из самых высоких в мире уровней самоубийств и убийств: 3-е место по числу суицидов и 16-е — по числу убийств на 2016 год. В первой двадцатке по числу убийств Россия — единственная страна с достаточно развитой экономикой, кроме Бразилии и Мексики. Хотя пик уровней убийств и самоубийств в нашей стране приходится на 1994 год (порядка 76–88 человек в зависимости от источника данных), что показывает глубину стресса в обществе. Аналогичная проблема была в те годы и во многих других странах, проходивших период социально-экономической трансформации. Пик убийств также пришелся на 1994 год, второй скачок — на 2002-й вследствие ослабления государства, обеднения значительной части населения в 1990-х годах при быстром и, несомненно, ощущаемом населением социальном расслоении. До сих пор потери населения (особенно мужчин) по различным причинам, не связанным с естественными факторами болезней и возраста, велики. Но в целом уровни обоих показателей заметно снизились.
В Германии и соседних странах высокий уровень дохода и работа правоохранителей имеют свое выражение в низком уровне убийств. Однако одиночество, провал личных карьер и надежд оставляют значительным уровень самоубийств. Высокие показатели в России имеют выраженную региональную структуру: «европейские показатели» в Москве и области, Санкт-Петербурге, но все намного хуже при движении на восток, где многие регионы так до конца и не оправились от шока 1990-х.
Итак, страны, претерпевающие драматическую трансформацию социальных институтов, сталкиваются со скачком обоих показателей общественного стресса, а их уменьшение может свидетельствовать о ходе стабилизации общества. Здесь лежит одна из возможностей анализа социальных издержек всевозможных революций — тема болезненная и требующая большого такта.