премьера кино
В связи с видеорелизом в рамках линии "Другое кино" киноальманахов "На 10 минут старше: труба" (Ten minutes older: The Trumpet) и "На 10 минут старше: виолончель" (Ten Minutes Older: The Cello) в Центральном доме предпринимателя прошел показ первого из фильмов. Во время просмотра на 70 минут состарилась ЛИДИЯ Ъ-МАСЛОВА: каждый из семи знаменитых режиссеров сборника отнял по десять минут.
Точнее, на 92 минуты — хоть фильм и состоит из семи десятиминутных новелл, но в микроантрактах между ними философское настроение усугубляют джазовые импровизации на трубе и заставки со струящейся водой, в которую, как известно, через десять минут второй раз уже не войдешь. По формату "На 10 минут старше" — такое же сочинение на заданную тему, как "11 сентября" (см. Ъ от 11 сентября), такой же отчет о проделанной умственной и душевной работе. Инициатором проекта стал Вим Вендерс — подозреваю, что он разбирал чулан и нашел там какой-то свой студенческий набросок. Выбрасывать стало жалко, тогда он собрал еще четырнадцать маститых человек (во второй фильм вошли восемь новелл, среди авторов которых Бернардо Бертолуччи и Жан-Люк Годар) и предложил каждому за десять минут визуально передать свое понимание времени. Не припомнив в качестве обоснования своего экзерсиса никакой исторической даты, Вим Вендерс притянул за уши отсылку к документальному фильму "На десять минут старше", снятому в 1979 году рижскими режиссерами Юрисом Подниексом и Герцем Франком, заставившими камеру десять минут следить за лицом мальчика в кукольном театре.
Таким образом, тема времени возникла в общем-то случайно, и на ее месте могла оказаться любая из трех тем, которые Вендерс насчитал в своем этюде: "Мои десять минут — это три 'р': road (дорога), rock`n roll (рок-н-ролл) и relativity of time (относительность времени)". Про относительность Вуди Аллен недавно пошутил в фильме "Кое-что еще": "Теория относительности — это когда ты спрашиваешь, который час, а тебе отвечают: 'Тридцать миль'". Новелла самого Вендерса называется "Двенадцать миль до Троны" (Twelve Miles to Trona); их преодолевает под звуки рок-н-ролла водитель автомобиля в поисках больницы, где должна быть его жена. Однако по пути он съедает какое-то галлюциногенное печенье и сам оказывается в беспамятстве на больничной койке. Голубые небеса над пустыней, по которой он едет, очень красиво расплываются во время глюков, но особенной относительности времени я в вендерсовском фильме так и не заметила.
Вообще, большинство участников альманаха склоняются к материалистическому пониманию времени, имеющего одно измерение и одно направление. Поэтому им трудно обойтись без показа измеряющих линейное время часов, которых больше всего в мелодраматической новелле Аки Каурисмяки "У собак нет ада" (Dogs Have No Hell). Среди витрин с настенными и ручными золотыми часами герой выбирает обручальное кольцо для своей возлюбленной, слишком долго его дожидавшейся. Хоть и тупо прямотекущее, время иногда все же ускоряется: за десять минут герой Каурисмяки выходит из тюрьмы, увольняется с работы, находит свою невесту, и в купе экспресса "Репин" из Хельсинки в Санкт-Петербург они начинают свадебное путешествие в Сибирь.
Серьезно оснастил свое произведение тикающими механизмами и испанец Виктор Эрисе, чье имя не настолько на слуху, как имена его компаньонов по альманаху, вероятно, потому, что снимает он редко. Но метко, как показывает его "Линия жизни" (Lifeline), действие которой происходит в испанской деревне. В этом фильме не только часы тикают, но и многие попадающие в кадр предметы отсчитывают ритм: девочка раскачивается на качелях, тетки месят тесто, мужики косят траву, вода капает из крана. Уходят драгоценные секунды, когда еще можно успеть спасти истекающего кровью младенца, у которого развязалась пуповина. "Ты захотел покинуть нас раньше времени",— упрекают младенца родители, едва не проспавшие своего ребеночка. Им не приходит в голову, что, наоборот, прозорливое дитя собиралось слинять с этого света как раз вовремя: в кадр несколько раз попадает газета с датой 28 июня 1940 года.
Если у Виктора Эрисе лишь щепотка политики растворена в лирике, то глашатай демократии Спайк Ли в фильме "Нас обокрали" (We Wuz Robbed) без всяких лирических отступлений разоблачает подтасовки на последних президентских выборах. Золотые "Тиссоты" и "Лонжины" высовываются из-под крахмальных манжет политтехнологов, напряженно прижимающих к ушам телефонные трубки. В этой новелле, пожалуй, самое утилитарное определение времени: время, которое мы имеем,— это голоса, которых мы не имеем. Как и увлеченный политикой Спайк Ли, Вернер Херцог не изменил своему интересу к этнографии и тоже выступил в документальном жанре. В его короткометражке "На десять тысяч лет старше" (Ten Thousand Years Older) индейское племя в джунглях Амазонки, по сей день застрявшее в каменном веке, стремительно приобщается к благам цивилизации благодаря белым миссионерам. Одно из благ — большой белый будильник, с которым туземец разговаривает, то прикладывая его к уху, то грустно разглядывая непонятные значки на циферблате.
Однако для психики индейца прогресс не несет столько потрясений, как для героя притчи Чена Кайге "Далеко спрятанные 100 цветков" (100 Flowers Hidden Deep), с точки зрения которого Пекин меняется так быстро, что в буквальном смысле можно с ума сойти. Вроде нормальный с виду мужчина вызывает для переезда грузчиков, обнаруживающих, что своим домом он считает пустырь с одиноким деревом посередине. Грузчики, чтобы выманить у него плату, начинают таскать воображаемые шкафы и разбивают воображаемую старинную вазу, над которой псих так убивается, что совестливые грузчики даже не берут с него денег. Вторым режиссером, определяющим время без часов, оказался Джим Джармуш, назвавший свой фильм строчкой из сценария в "американской" записи: "Int. Trailer. Night" — "Интерьер. Трейлер. Ночь". Сюжет — перекур актрисы в трейлере с табличкой "Спасибо за то, что вы не курите". Она не может снять свое платье и диадему 20-х годов, потому что ее сейчас позовут сниматься, и застывает в ожидании на грани между ролью и жизнью: скидывает туфли, включает музыку и говорит с бойфрендом по мобильному, пока парикмахерша поправляет ей прическу, а звукотехник проверяет микрофоны у нее под платьем. Когда негр приносит пластиковую тарелку, накрытую фольгой, время передышки истекает, и героиня не успевает притронуться к еде, только потушить в нее сигарету. В этой бытовой простоте так ощутимо состояние ожидания, так чувствуется консистенция никуда не идущего времени, что одна джармушевская новелла оправдывает появление всей этой киноконференции по вопросам философии.