Терри Джонс как воплощение «британскости» и конец эпохи свидетелей Холокоста, сокровенные основы власти в романе «1984» и новые угрозы искусственного интеллекта, мораль и правосудие в деле Полански и отказ от фигуры матери в «Дылде» — в еженедельной рубрике «Мнения» Мария Бессмертная собирает дайджест тревог современной культуры
1
Когда я думаю о по-настоящему выдающихся ролях Терри, я вспоминаю Мистера Креозота и «Житие Брайана». Терри там изображает женщину, которая притворяется мужчиной, потому что только мужчинам разрешено забивать других людей камнями. Ему очень хорошо удавались смешные женщины. Сейчас в связи с «Брекситом» принято рассуждать о том, что значит быть англичанином. Я никогда не придерживался ура-патриотических или националистических взглядов, но я люблю определенную «британскость» — и это британскость «Монти Пайтона» и Терри Джонса с его отрицанием всех иерархий. Плевать на монархию и прочие институты. Гордиться тем, что я англичанин, меня заставляют такие люди, как Терри Джонс.
2
Правители, которых он рисует, это люди, которые постигли самые сокровенные основы власти. Прежние власть имущие не были вовсе чужды благих побуждений в своем стремлении к власти, они играли в царей-философов, царей-жрецов, царей-ученых, имея определенный филантропический план. Правители Оруэлла знают, что власть в чистом виде имеет своей истинной целью только саму себя, и знают, что природа власти определяется болью, которую она может причинить другим. Они также знают, что подобно тому, как богатство существует только в отношении к бедности других, так и власть в чистом виде существует только в отношении к слабости других, и что любая сила подчиненных, даже способность испытывать счастье, есть тем самым умаление силы правителей.
Фото: Нон-стоп Продакшн
Фото: Нон-стоп Продакшн
3
В военных фильмах женщина — медсестра, проститутка, мать или незнакомка — часто призвана олицетворять какую-то смутную идею дома или родины. Символ оставленной где-то матери или возлюбленной, она воплощает награду, которую необходимо защищать, и тем самым отчасти оправдывает войну. В «Дылде» такой фигуры нет, и вместо того, чтобы повторять банальности о мужчинах и праве на насилие, этот фильм рассказывает жесткую, беспощадную историю о военной травме, которая просачивается в души и тела и неизбежно становится, как полагает Балагов, наследием поколений.
4
Мы не говорим здесь о научно-фантастическом развитии событий вроде восстания роботов. Речь о куда более примитивном искусственном интеллекте, который тем не менее вполне способен нарушить мировой баланс. Просто представьте, что произойдет с развивающимися странами, когда производить текстиль или автомобили в Калифорнии станет дешевле, чем в Мексике. И во что превратится политика какой-нибудь страны, когда кому-нибудь в Сан-Франциско или в Пекине окажутся доступны все медицинские и личные данные любого политика, любого судьи и любого журналиста, включая их сексуальные эскапады, психические расстройства и сомнительные делишки. Останется ли эта страна независимой или превратится в информационную колонию?
5
На протяжении долгого времени ключевую роль в распространении знаний о Холокосте играли выжившие. Их частные рассказы помогали установить связь с историей, которую иначе сложно осмыслить. Но эпоха непосредственных свидетелей подходит к концу. Свидетель, еще выступающий в 2020-м, уже не сможет объяснить важность Холокоста слушателям в 2050-м. Единственные, кто сможет продолжать это делать, это дети выживших. Второе поколение сможет рассказать об опыте своих родителей, а также о собственном опыте жизни с человеком, пережившим Холокост. Они одни из немногих, кто может связать этот опыт с миром, в котором живут современные дети.
6
400 проголосовавших кинематографистов подарили Полански 12 номинаций. Столько же — 12 — женщин на сегодняшний день обвинили Полански в изнасиловании. Это вопрос не морального облика, это вопрос правосудия.