В Москве на 66-м году жизни скоропостижно скончалась Наталья Тамручи, искусствовед, критик, куратор и человек из тех, на ком держится художественная среда.
Наталья Тамручи
Фото: Valerij Ledenev / Flickr.com
Наталья Тамручи
Фото: Valerij Ledenev / Flickr.com
В августе 2012-го в ожидании приговора участницам Pussy Riot вся художественная Москва собралась у стен Хамовнического суда, и среди всеобщей суеты и гомона коллега-критик попросил Наталью Тамручи сказать на диктофон несколько слов об искусстве Александра Петлюры для каких-то своих нужд. Пять минут мгновенной импровизации показались слышавшим ее речь самым глубоким анализом искусства художника в контексте времени — она точно и просто объясняла смысл проекта Петлюры, принявшегося на сломе эпох спасать выброшенное за ненадобностью «старье», не только вещи, но и самих людей.
К сожалению, многое из обдуманного и сказанного ею теперь не восстановить, она щедро делилась своими наблюдениями, но не заводила архива, не тряслась над рукописями, не делала карьеры, воспринимая искусство не как профессию, а как территорию свободы и независимости.
В начале 1980-х, окончив искусствоведческое отделение МГУ, работала в «Советском художнике», редактируя сборники «Советского искусствознания», где начали появляться вполне несоветские по методам и стилю тексты, а в годы перестройки стала одним из тех молодых искусствоведов, которые произвели переворот в старой системе художественных журналов и выставок. Вместе с Екатериной Деготь, Владимиром Левашовым, Еленой Курляндцевой и другими единомышленниками вошла в кураторскую команду знаменитой 17-й Молодежной выставки МОСХа, открывшейся на Кузнецком Мосту в декабре 1986-го: там неофициальное искусство впервые официально заявило, что выходит из подполья, намерено выставляться на общих правах и цензуры не потерпит. Позднее Наталья Тамручи работала вместе с Андреем Ерофеевым в музее «Царицыно», собирая первую в стране государственную коллекцию отечественного современного искусства и выставляя его по всему свету — от Токио до Амстердама.
Она не умела ходить проторенными путями. В середине 1990-х вдруг ушла из кураторства и критики — занялась архитектурно-дизайнерскими проектами, обнаружив, что может быть истинным эстетом не только в теории, но и на практике.
В 2009-м неожиданно вернулась, превратив подвал в Трубниковском переулке в «Открытую галерею» — интеллектуальный клуб с концептуальными выставками, где собирала свой круг художников, вне принятых систем и правил, так что Андрей Монастырский, Игорь Макаревич и Елена Елагина встречались с Иваном Дубягой и Григорием Ющенко.
Выставка «Открытой галереи» «Что мы слышим, когда смотрим?», сделанная Натальей Тамручи под сводами Первого кадетского корпуса на Васильевском острове, была одной из лучших в параллельной программе петербургской «Манифесты» в 2014-м. А последние пять лет, забросив галерейное и выставочное дело, она писала книгу о России XX века, ища в политической и экономической истории ответы на сущностные вопросы, волновавшие ее в искусстве. Этот труд остался незавершенным.
В 1995-м в Австралии на английском языке вышли две книги Натальи Тамручи, до сих пор не изданные по-русски, но имеющиеся в любой приличной библиотеке славистики: «Moscow Conceptualism: 1970–1990» и «An Experience of Madness: Alternative Russian Art in the 1960s-1990s». В последней, прослеживая «шизоидную» линию в андеграунде — от художников мамлеевского кружка до медгерменевтов и некрореалистов, от Владимира Яковлева до Андрея Монастырского и Александра Петлюры, она писала о безумии, подлинном и мнимом, как об экзистенциальном выборе искусства в позднесоветскую неклассическую эпоху. Этот экзистенциальный нерв, это стремление ходить по краю и жить на разрыв аорты она, видимо, ценила в Андрее Кузькине, которого особо выделяла среди всех его ровесников и поддерживала как куратор и критик: в 2017-м за книгу о Кузькине «Право на жизнь» Наталья Тамручи получила премию «Инновация». Кажется, тогда единственный раз в жизни ее невольно настигло официальное признание — признание неофициальное сопровождало ее всегда: чем еще можно было отвечать на добро, красоту и свободолюбие, какие она излучала, если не восхищением и любовью.