У каждого дизайнера есть своя идеология меха. И дело здесь заключается не только в разности вкусов, но и в принадлежности к определенному поколению.
Поколение производственного труда
С Ириной Крутиковой правильнее было бы разговаривать не в шоу-руме, а в цеху среди грохочущих станков. Дизайнер Крутикова — передовик производства в самом позитивном смысле этого слова. Она не только художник, она ремесленник. Собственно, в ее фигуре и сходятся разорванные сегодня, но когда-то существовавшие вместе понятия "искусство" и "ремесло". Художник не только тот, кто делает эскиз, но и тот, кто своими руками может довести работу до конца.
"Я обожаю фабрики, очень люблю работу машин, механизмы завораживают меня. Еще мне нравятся запахи мехового производства, а ведь их многие просто не выносят. А еще я люблю возиться со шкурками",— говорит Крутикова. То есть понятно, что чем выше уровень ремесла, тем ценнее будет само произведение.
Общеизвестно, что самый любимый мех у Крутиковой — белка. Не успеваю заговорить о мехе белки, как разговор перескакивает на "Белку", фабрику со 110-летней историей, расположенную в Кировской области в городе Слободском. Проблемы фабрики, на которую модельер впервые попала в 1967 году, и сегодня очень волнуют Крутикову. На самом деле волнуют ее проблемы большинства меховых производств в России.
"В конце 1980-х годов 'Белка' выдавала по 5-6 млн шкурок в год, а сейчас эта цифра упала в десятки раз",— сокрушается Крутикова. Она так горюет над бедной заброшенной государственной "Белкой", как будто это ее личное дворянское гнездо, вишневый сад, куда с топором вломился отряд Лопахиных. Точно так же она сокрушается по поводу товарки "Белки" — казанской фабрики "Мелита".
"Мех — это золото! Даже маленький кусочек его — золото!" — восклицает Ирина Крутикова. Выясняется, что еще в конце 1970-х она, работая с ленинградскими меховыми фабриками "Труд" и "Рот-Фронт", пыталась убедить местное начальство в необходимости целевого использования как крупных, так и мелких лоскутов меха. Тогда Крутикова представила сумки, блузоны с капюшонами, гамаши, шапки, сшитые из крашеных лоскутов овчины. Идея понравилась, но на худсовете ее запороли.
"Они мне говорили: у нас, мол, не хватает людей для обработки даже крупных шкур, а вы нам толкуете про какие-то лоскуты",— вспоминает Крутикова, традиционно выступающая за безотходное производство. История закончилась тем, что Крутикова продвинула свою идею использовать лапки каракуля в меховых пальто. Это не только уменьшило количество отходов, но и значительно удешевило саму вещь. Крутикова действительно серьезно говорит о проблеме удешевления массовых меховых изделий. И в то же время цена мехового изделия "от Ирины Крутиковой" начинается строго от $2 тыс. Имена клиентов и клиенток не разглашаются.
С трудом возвращаемся к белке (Ирина Крутикова также предпочитает работать с овчиной, кроликом и каракульчой). "Это ошибка, когда люди думают, что белка не ноский мех. Все зависит от качества шкурки, от ее выделки",— говорит она. Оказывается, белка "живет" много лет. Сама Крутикова носит пальто-халат из белки уже на протяжении 18 лет. Она рассказывает, что лучшая белка — русская ("еще есть канадская, но та более хилая"). Русская белка — это енисейская (серебристая, самая лучшая), горболысая (красная), ленская (серая) и среднерусская (тоже серая). Из белки была сшита самая известная коллекция Ирины Крутиковой "Птицы" (1992), где были представлены объемные летящие вещи, собранные из шкурок разных оттенков.
Художник должен знать всю технологическую цепочку производства, утверждает Крутикова. Художник должен стремиться сделать красивыми не только эксклюзивные вещи, но непременно и массовые, говорит она. Художник обязан работать на большое число людей, продолжает модельер. Одним словом, для лауреата Государственной премии, академика Российской академии художеств Ирины Крутиковой художник — это лицо гражданское, сознающее ответственность своей работы перед обществом. "Ведь художник стремится сделать красивой жизнь многих людей",— заключает она.
Такие знакомые слова, но в истории Крутиковой это клише советских времен вдруг оживает красками истинного призвания, дела всей жизни. Крутикова, занимавшаяся живописью, скульптурой, декорациями, тканями и мехом (одежда, игрушки, предметы для дома, ковры, детская одежда),— человек из эпохи 1920-х. Романтик, человек-строитель, готовый колесить по провинции, ездить по заводам, лично инспектировать производство.
Ее много упрекали в увлечении орнаментами, фольклорностью. Ей часто говорили, что ее вещи не очень практичны, ее идеи слишком тяжелы в исполнении. Но именно Крутикова первая в России начала делать двусторонние пальто из меха. Она одна из первых предложила красить мех и шить из мелких лоскутов не только игрушки и ковры, но и настоящие кутюрные вещи, в том числе платья, блузоны, куртки, платки.
Вещи от Крутиковой известны не только качеством меха, но и работой закройщиков: выверенная линия талии, плеч, спины, верная, хотя и немного консервативная длина. Крутикова когда-то внедряла в массовое производство приталенные меховые пальто и сегодня любит рассказывать о том, как это было непросто, а в чем-то даже смешно. Все, что она делает, продумано, и все будет носиться годами.
Сейчас Крутикова работает с зарубежными партнерами — Германией, Испанией, Италией, Францией и Турцией. На вопрос, почему, она отвечает: "Потому что там производство сейчас гораздо лучше. Я бы продолжала работать с нашими фабриками, но это сегодня невозможно".
В последней коллекции представлены вещи с узбекским колоритом: модельер увлечена Востоком, а точнее, Узбекистаном и Бухарой. В Бухаре, с которой Крутикова хорошо знакома еще со времен СССР, она помогает создавать музей декоративно-прикладного искусства. В нем Крутикова отвечает за (цитирую) "идеологию коллекций меха и шелка".
На этот сезон Крутикова предлагает небольшие объемы. Меховая одежда прилегает к телу, заметно также некоторое расширение силуэта, ближе к клешу. Много разноцветных двусторонних вещей из каракульчи, белки, кролика, норки, созданных в русле восточных цветов и их сочетаний. Вещи не очень яркие. В них использованы узбекские рисунки, которые, однако, собраны в другой, несколько отличный от настоящего, национального, орнамент. Кроме меховой коллекции была показана коллекция женской одежды из узбекского шелка с разными меховыми деталями, а также старинные национальные костюмы.
Поколение гламура и пластической хирургии
В любой коллекции haute couture и осенне-зимнем pret-a-porter дизайнера Игоря Чапурина непременно есть вещи с мехом. Чапурин уже не первый год довольно успешно сотрудничает с меховым гигантом — скандинавской компанией Saga Furs. Факт такого сотрудничества является гарантией качества меховых изделий с маркой Chapurin. Из всех мехов Чапурин выбирает красную и чернобурую лису, норку и рысь.
Для Игоря Чапурина всегда важен силуэт, который возникает не только с помощью сложного, а подчас замысловатого кроя, но и путем сочетания разных материалов. Эти материалы, дополняя друг друга или, наоборот, контрастируя, "делают" фигуру. Мех как раз один из необходимых компонентов для становления фигуры.
Чаще всего мех присутствует в виде значимой яркой детали — воротника, манжетов, передней полочки, шарфа, капюшона или специально выпущенной наружу подкладки. Мех требуется там, где нужно подчеркнуть объем, скажем так, "долить" линию до идеала.
Если это меховые рукава, то своей пышностью они подчеркивают миниатюрность самой курточки (а, соответственно, и той фигуры, на которую надета куртка). Выпущенная наружу меховая подкладка контрастирует с гладкой, почти блестящей лицевой стороной легкого полупальто. Здесь мех создает фигуру изнутри, еще со стороны изнанки заполняя пустоты. Одним словом, мех для Игоря Чапурина — это в своем роде пластическая хирургия.
Чапурин сочетает мех с кожей, шелком, шерстяными тканями. К ним могут быть добавлены деревянные бусины, пайетки. В итоге получаются креативные женственные вещи свободного плана. Женщина "от Чапурина" — это всегда красавица, светская ленивица. Средиземноморский тип, буржуазка, богачка, избегающая при этом открытого sex appeal. Получается, конечно, не трагическая актриса, но некоторые драматические нотки в одежде все-таки присутствуют — на втором плане.
Дизайнер говорит, что "эпоха больших меховых вещей ушла, наступило время маленькой меховой одежды". Справедливо, особенно в его случае, ведь маленькие вещи работают именно на фигуру, в то время как большие скрывают или драпируют ее.
Именно "делает" фигуру облегающий черный жакет из шерсти с сильно расклешенными рукавами. В качестве подкладки рукавов — нарочито выпущенный наружу мех чернобурой лисы. Это не цельная шкурка, а нарезанные полоски, собранные в полотно. Так сделано специально для того, чтобы мех был более подвижным. Рукава с меховой подкладкой довольно длинные, поэтому в процессе носки их можно отворачивать. Передняя полочка жакета сшита из стриженой норки и окрашена в сложный светло-серо-бежевый оттенок. Жакет застегивается на молнию, сзади у него хлястик из крупных деревянных бусин (и это тоже, кстати, "линия"!).
В разных коллекциях Игорь Чапурин почти всегда представляет много коротких курточек и жакетов. Это наиболее светская одежда (нечто больше, чем боа или палантин), которую можно носить с мини-юбками, облегающими брюками или длинными вечерними платьями. Среди вещей, представленных в шоу-руме дизайнера, есть курточка из окрашенного меха чернобурой лисы со вставками, украшенными пайетками.
Еще есть двухсторонний короткий жакет из стриженной под вельвет норки цвета морской волны и куртка-бомбер из черной замши с гигантским капюшоном из чернобурки. Делает также Чапурин костюмы (короткая юбка и жакет с рукавами из рыси) и платья с мехом. К последним условно можно отнести вечернее черное платье с косым подолом на одной бретельке. На платье надет чехол из темно-коричневого конского волоса.
Дорогие и качественные меха от Чапурина, разумеется, рассчитаны на долгую носку. Но тем не менее носить их долго не предполагается. Это пусть и не острая, но все-таки мода, никак не стиль. Как и в случае с пластической хирургией, через некоторое время требуются перемены, которые осуществляет дизайнер, он же пластический хирург.
Поколение, провожающее постмодернизм
Александр Арнгольд — молодой человек, который поставит в тупик любого собеседника. Это Даниил Хармс наших дней. Архитектор по образованию, выпускник немецкого fashion-колледжа Modes Shule, Арнгольд занят поисками формулы "золотого сечения", с помощью которой он намерен шить гармоничную одежду. Арнгольд также известен крылатыми выражениями. Это он однажды сказал: "Взгляните, взгляните же на это платье! В нем попка просто подпрыгивает к лопаткам!"
Дизайнер Арнгольд только начинает работать с мехом. Помогает ему в этом Saga Furs, недавно откомандировавшая талантливого юношу на стажировку в Китай. Там Арнгольд прослушал четырехдневный курс, посвященный технологиям обработки меха, и по результатам — "повысил квалификацию".
О своей первой встрече с мехом Арнгольд рассказал корреспонденту "Ъ-Стиля" следующее. Прошлым летом он, будучи в Риме, купил две шкурки лисят чернобурки (не лис, а именно лисят, шкурки были крошечными). В самолете он немедленно разрезал шкурки на мелкие кусочки, а затем начал пришивать их к шелковому платью. На подхвате оказалась старенькая миллионерша из Техаса по имени Дженни, сидевшая справа от Арнгольда. За время трехчасового полета Саша и Дженни расшили лисьими лоскутками все платье.
Сегодня Арнгольд представляет пальто, платья, трикотаж (в первую очередь олимпийки), в который мех сочетается с различными тканями — от шелка, крепдешина и шифона до драпа.
Как и у Игоря Чапурина, у Арнгольда мех выступает в качестве детали. Вещей, сшитых целиком из меха, нет. Мех в большинстве случаев украшает вещи в виде маленьких, а иногда и просто крохотных кусочков. Мех здесь уже даже меньше чем деталь. В сущности, это какое-то меховое напыление. Как будто меховые кусочки не пришили с помощью иголки и нитки, а разбрызгали при помощи пульверизатора.
Красить, щипать, стричь мех Арнгольд не любит, предпочитая все натуральное. Его самые любимые меха — чернобурая лиса, норка и обезьяна ("такая черная, с пушистым хохолком на хребте"). Любимые цвета — универсальные, черный и слоновой кости, плюс два ярких сезонных цвета.
"Золотое сечение", "уравнение гармоничной одежды" Александр Арнгольд, кстати, нашел. По его мнению, гармоничность вещи обеспечивает спиралевидный крой. Стиль, в котором он работает, сам Арнгольд называет "постмодернизмом в одежде", где в качестве "основного текста" выступает конструктивистский стиль 1920-х годов. Арнгольд дистанцируется от футуристического стиля, к которому многие критики "привязывают" его одежду.
"Я не изменяю пропорции тела, как это делает футуризм, я лишь создаю микс",— говорит дизайнер. Микс с конструктивистской базой получается из элементов ар-нуво и ар-деко (Арнгольд родился и сейчас живет в Санкт-Петербурге) 1960-х и 1980-х годов. Примерно треть его коллекций составляют сложносочиненные вещи, а остальное — это спокойная "равномерная" функциональная одежда, пригодная для повседневной, но непременно артистической жизни.
Как это бывает в случае с постмодернизмом, чтобы выявить само явление, необходимо обложить его некоторым количеством цитат. У Арнгольда их немало — от Christian Dior до Alberta Ferretti. Моду он знает хорошо, поскольку после окончания Modes Shule несколько лет проработал в Италии ассистентом некоторых модных домов (назвать конкретные марки Арнгольд отказался).
Его работа с мехом чем-то напоминает многодельную, мудреную технологию Джона Гальяно: меховые полоски, вплетенные в невероятно пушистый трикотаж, яркие квадратики, кружки, пришитые к матовому крепдешину, и прочее. При этом Арнгольд не избежал и сравнения с минималистичными бельгийцами. Но сам, разумеется, кокетливо отказывается и от таких комплиментов, утверждая, что "деконструкции решительно предпочитает конструкцию".
Вот это самое утверждение и выносит одежду Александра Арнгольда за пределы довольно избитого постмодернистского метода, ведь положительное слово "конструкция" является для постмодерна отрицательным.
Одежда Арнгольда не деконструктивна, она уже сентиментальна, лирична и цельна. Видимо, поэтому его вещи хорошо покупает не только частная клиентура, но и люди с улицы. Эта одежда не рисует тело широкими мазками. Скорее она говорит про фигуру, намекает на нее. Это довольно сложная игра, главная цель которой, на удивление, академична — гармония.
На предстоящую зиму дизайнер приготовил не только платья, пальто, трикотаж, но также шарфы и перчатки. Главными мехами станут голубая лиса и редкая мраморная норка. Такая вот будет весьма сентиментальная игра поверхностей.
ЕКАТЕРИНА ИСТОМИНА