С окончанием 1929 года — года великого перелома — в СССР началось время великих свершений. Коллективизация распространялась на всю страну. А возведение заводов-гигантов должно было превратить отсталое аграрное государство в передовую промышленную державу. При этом, правда, из-за бездумного управления громадные силы и средства тратились впустую, а жизнь советских людей становилась невыносимой. Но руководители страны свято верили, что только у них есть неисчерпаемый резерв для решения любых проблем.
Обилие новой техники в совхозах должно было убедить крестьян в неизбежности победы социализма в деревне (на фото — праздник урожая в совхозе «Гигант», 1930 год)
Фото: Евгений Бирюков / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
Обилие новой техники в совхозах должно было убедить крестьян в неизбежности победы социализма в деревне (на фото — праздник урожая в совхозе «Гигант», 1930 год)
Фото: Евгений Бирюков / Фотоархив журнала «Огонёк» / Коммерсантъ
«После следственной и политической обработки»
«Вот на какой основе,— подытожил Сталин,— возникло то массовое колхозное движение миллионов бедняков и середняков, которое началось во второй половине 1929 года и которое открыло собой период великого перелома в жизни нашей страны».
Как будто и не он диагностировал в марте 1930 года головокружение от успехов у коллективизаторов, загонявших по заданию партии миллионы бедняков и середняков в колхозы, и как будто сидевшие в зале делегаты уже забыли, что главным убеждающим средством был наган агитатора и выбор между колхозом и Нарымом…
Насмотревшись на душераздирающие картины сплошной коллективизации, самые прозорливые из зажиточных крестьян после сбора урожая в конце осени 1929 года стали распродавать свое имущество и сниматься с мест. В сводках ОГПУ появились об этом сообщения:
«Переселение кулацко-зажиточных элементов наблюдается почти во всех округах СКК. Наиболее широкие размеры переселения отмечаются в Кубанском, Терском, Майкопском, Донском, Сальском и Армавирском округах. По неполным данным, переселенческое движение охватило до 130 пунктов, выехало свыше 1220 человек. Основной контингент переселенцев — кулаки, преимущественно зажиточные (96%), наряду с этим переселились некоторые середняки (4%)».
Перебирались они в города своего края или в Закавказье.
Из Центрально-Черноземной области и Нижне-Волжского Края сотрудники ОГПУ докладывали о том же:
«В разные места Союза переселяются кулацко-зажиточные элементы из отдельных районов НВК. По данным на 1 декабря, из одного Балашовского округа выехало 664 человека, из Черкасского района Вольского округа — 2000 человек.
Переселяются кулаки в основном из районов сплошной коллективизации, скрывая при этом место нового поселения».
Некоторые из зажиточных крестьян, кто не желал покидать родных гнезд, решились противостоять коммунистам и колхозам самыми разными способами, вплоть до вооруженного сопротивления, которое оказалось недолгим. В январе 1930 года началась операция по немедленной ликвидации кулаков 1-й категории, а в феврале — по массовому выселению кулаков 2-й категории и их семей в северные районы СССР. К 1-й категории относились члены контрреволюционных группировок, организаций и контрреволюционеры-одиночки, находившиеся в агентурных разработках органов ОГПУ; ко 2-й — богатые кулаки («бывшие помещики, полупомещики, местные кулацкие авторитеты и весь кулацкий кадр, кулацкий антисоветский актив, церковники и сектанты»).
В докладе ОГПУ «Об операции органов ОГПУ по кулацкой контрреволюции» подводились итоги операций:
«Всего ликвидировано за 3 с половиной месяца 1930 года 7262 контрреволюционных кулацких образования и арестовано по ним 140 724 чел. Из них после следственной и политической обработки отсеяно и освобождено 34 270 человек… Кроме того, в процессе ликвидации кулацких контрреволюционных повстанческих движений и бандитизма убито: главарей и активных участников — 2686 чел., добровольно сдалось — 7310 чел.».
К концу мая 1930 года, по данным ОГПУ, было выселено 446 548 человек.
В июне на XVI съезде ВКП(б) Сталин обнародовал размер конфискованного у них:
«Обеспечено колхозам хозяйственное имущество раскулаченных кулаков, стоимостью более 400 млн. рублей…Посевная площадь колхозов составляла… в 1929 г. — 4,3 млн. га, в 1930 г.— не менее 36 млн. га, считая яровой и озимый клин… Это значит, что у наших колхозов имеется теперь столько же посевной площади, сколько у Франции и Италии вместе взятых».
Правда, поля не скатерть-самобранка — их надо было засеять, а выросшее прополоть и сжать…
Безграмотность руководителей отдельных хозяйств и низкая квалификация кураторов сельского хозяйства бросались в глаза на каждом шагу (на фото — красная и черная доски на полевом участке, Средняя Волга, 1930 год)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Безграмотность руководителей отдельных хозяйств и низкая квалификация кураторов сельского хозяйства бросались в глаза на каждом шагу (на фото — красная и черная доски на полевом участке, Средняя Волга, 1930 год)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Хлеб возили в государство»
А Колхозцентр СССР, созданный для руководства строительством колхозов, начал получать тревожные письма с мест:
«В Горецком районе Оршанского округа секретарь колхоза "Боец" Гошман разбазаривает кулацкое имущество, переданное колхозу, передав в собственность своим знакомым 2 кабана и 12 поросят. Он же из кулацкого хлеба, переданного колхозу, гонит самогон».
«В Кричевском районе Могилевского округа вследствие нераспорядительности правления колхоза погибло 500 пудов отобранного у кулаков и переданного колхозу зерна»…
Но самое удивительное другое. Колхозцентр, существовавший с 1926 года, ко времени сплошной коллективизации так и не выработал правила оплаты труда колхозников!
«А Колхозцентр? — возмущался Молотов на совещании в ЦК ВКП(б) об итогах осеннего сева 1930 года.— Его задача — организация производства, а не писание воззваний. Тов. Юркин и Татаев, они неправильно понимают центральную работу. Писать такие вещи, которые никто не читает, и правильно делает, что не читает, потому что там нет ничего полезного. А чем нужно заниматься Колхозцентру?
Колхозцентру на девять десятых надо заниматься организацией производства, а Колхозцентр этим никогда не занимается.
Вот в чем наши трудности. Тут нам все надо учесть. Приспособиться к отсталости районов, кадрам, к технике — страшно трудно работать над организацией производства. Но ведь это, в конце концов, и есть душа колхоза. Этим мы сейчас еще не занимаемся, и здесь один из товарищей, я забыл кто, говорил о трудоднях. Это и есть соль всего вопроса. В это упирается коллективизация — в нормы, в трудодень. Разве мы об этом говорили? Ничего. Упомянем, что важный вопрос, и успокоимся. А ведь это дело при организации колхозов, то есть нормы труда, порядок, производственный план — все это в соответствии с местными условиями должно быть основным».
Но сотрудники ОГПУ считали, что эти проблемы способны и обязаны решить местные отделения Колхозцентра:
«Крайне слабое руководство внутриколхозным строительством со стороны райколхозсоюзов и окружных организаций,— сообщалось в cправке Информационного отдела ОГПУ о состоянии колхозного движения на Украине по материалам на 1 июня 1930 г.,— а также недостаточная квалификация руководителей колхозов являются основными причинами плохой организации труда и производства в большинстве колхозов Украины. Почти, как правило, в колхозах (не только во вновь организованных, но и в части старых колхозов) отсутствуют упрощенные производственные планы, более или менее твердые нормы выработок и расценок на разные виды труда, нет рационального распределения труда колхозников, отсутствует трудовая дисциплина и, наконец, плохо поставлен количественный и особенно качественный учет труда колхозников».
И осенью 1930-го года в некоторых районах страны семьи колхозников получили всего лишь по четыре пуда хлеба на едока — до следующего урожая. Но были и более ужасные ситуации. В жалобах в различные инстанции крестьяне сообщали: «Правление колхоза хорошо знает, что у нас хлеба не имеется, потому что прямо от машины хлеб возили в государство».
Райколхозсоюзы отправляли в центр письма и телеграммы о том, что план хлебозаготовок или скотозаготовок выполнен на 100%, но некоторые колхозы «с сентября и октября месяца остаются абсолютно без продовольствия».
А сотрудники ОГПУ из Свердловской области зимой 1930-го года сообщили: «Колхозы "Согласие", "День Красной Армии" и "Красный Уралец" целиком, во главе с председателями ушли на производство и едва ли возвратятся».
Обездоленные коллективизацией крестьяне коллективно, всем колхозом уходили в города (на фото — крестьяне на вокзале в Москве, 1930-е годы)
Фото: Аркадий Шайхет
Обездоленные коллективизацией крестьяне коллективно, всем колхозом уходили в города (на фото — крестьяне на вокзале в Москве, 1930-е годы)
Фото: Аркадий Шайхет
«Ничего съестного, кроме конфет и шоколада»
«Производств» с началом форсированной индустриализации в СССР возникло много, и рабочие руки были востребованы. Вот только условия труда и жизни на советских заводах и стройках, даже в столице социализма были не лучше, чем в колхозе.
Из-за «успехов» коллективизации многие продукты были строго нормированы и продавались по карточкам в магазинах ЦРК — потребкооперации, членом которой становился рабочий, если внес пай. На протяжении всего 1930-го года ситуация со снабжением городов продовольствием ухудшалась от месяца к месяцу.
В феврале в Москве растительное масло выдавалось рабочим по пониженной норме (750 г вместо литра в месяц). Была значительно сокращена норма выдачи животного масла (250 г вместо 600 г в январе), причем выдача по пониженной норме происходила с перебоями. В мае его стали выдавать только детям — по 200 г на месяц.
Постоянно были серьезные перебои в снабжении ненормированными продуктами — колбасой, рыбой, рыбными консервами. Спрос удовлетворялся только на 15–20%. У магазинов выстраивались очереди по 200–300 человек. Отмечались случаи продажи недоброкачественной рыбы. Было зарегистрировано несколько случаев отравления со смертельным исходом. Спрос на овощи (свежая капуста, морковь, огурцы, клюква) удовлетворялся на 5–10%.
В городах Нижегородского округа с февраля почти не было в продаже мяса, рыбы, животного и растительного масла и овощей. Конина, появившаяся в магазинах, покупалась плохо.
Из Андижана, Коканда и Ферганы в мае доходили вести, что «в магазинах ЦРК ничего съестного, кроме конфет и шоколада, не имеется».
Тогда же в сводках ОГПУ по Дальневосточному краю сообщалось:
«Положение с продовольственным снабжением городского населения края напряженное.
Основные промышленные районы и города края продовольствием до нового урожая (1 октября) не обеспечены…
Общая потребность мяса — 73 810 центнеров; недостает 67 810 центнеров; крупы — 1 883 000 пудов, недостает — 663 652 пуда; масло — 46 691 центнеров, недостает — 9428 центнеров и т. д. Распоряжение уполномоченного Наркомторга об использовании для нужд городского населения 50% неприкосновенного фонда Наркомторгом СССР отменено. С целью смягчения затруднений проводится перерегистрация для снятия некоторых категорий населения с планового снабжения, сокращение норм выдачи ряда продуктов (мясо, молоко, крупа) и предполагается совершенно прекратить снабжение населения белым хлебом».
В Подмосковье рабочим в течение пяти месяцев не выдавались мясо и жиры.
Организованные на промышленных предприятиях Сталинграда и Астрахани закрытые распределители снабжались исключительно ржаным хлебом и соленой рыбой.
Сотрудники ОГПУ предупреждали: «Перебои в снабжении рабочих хлебом и остальными продуктами первой необходимости, низкое качество выдаваемых продуктов ставят под угрозу срыва пуск Тракторстроя к намеченному сроку (15 июня 1930 г.)».
Во многих городах снабжение рабочих через магазины и ларьки потребкооперации оказывалось фикцией. Например, в Канске в июне каждый пайщик первой категории получил продуктов на 4 руб., члены их семей и служащие — на 1 руб. 80 коп. «Открыли ларьки, а в них лишь перец да горчица. Надо их заколотить, нечего на них расходовать деньги»,— писали отчаявшиеся рабочие в газеты.
Затруднения и перебои в продовольственном и промышленном снабжении происходили не только из-за отсутствия продуктов, но часто и из-за руководителей местных кооперативных организаций. Они не умели наладить ни регулярную доставку, ни хранение скоропортящихся продуктов. Были случаи, когда прибывший в адрес какого-либо ЦРК вагон мяса своевременно не выгрузили, испортившееся мясо переработали в колбасу, но колбаса все-таки получалась непригодной для употребления.
В Брянске хранение муки в неприспособленном помещении привело к порче 15 000 кг. В Сормово на складском дворе месяцами лежала ничем не прикрытая куча соли (120 000 кг) и 108 000 кг пшеничной муки. В Смоленске сгноили восемь вагонов капусты. В Муроме вывезли на свалку 18 000 протухших яиц.
Выборочная проверка заводских столовых показала, что в них повсеместно готовят низкокалорийные, а часто и несъедобные обеды (на фото — рабочая столовая в Иваново, 1931 год)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Выборочная проверка заводских столовых показала, что в них повсеместно готовят низкокалорийные, а часто и несъедобные обеды (на фото — рабочая столовая в Иваново, 1931 год)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«На работу ходим с огурцом»
Вся надежда рабочих была на обеды в заводских столовых. Но нередко на большом предприятии столовая была маленькой, и для 1000 человек в ней готовилось лишь 300 обедов.
В справке ИНФО ОГПУ «О результатах выборочного обследования рабочих столовых г. Москвы и Западной области» от 10 ноября 1930 года говорилось:
«Около 50% обследованных столовых работают с большой перегрузкой. Во всех столовых (даже в закрытых) имеют место значительные очереди, что вызывает недовольство рабочих и отрицательно отражается на трудовой дисциплине…
Некоторая часть рабочих систематически недоедает, в связи с чем в гор. Бежица имели место заболевания рабочих на почве истощения».
Речь шла о заводе «Профинтерн». Там в июле через пункт первой помощи за три дня прошли 85 человек. Все они заболели от истощения. Большинство заболевших были рабочими горячих цехов — мартеновского, чугунолитейного, кузнечного.
Проблема была не только в низкой калорийности обедов, но подчас и в полной их несъедобности. Если суммировать жалобы рабочих во всех обследованных столовых, то получится следующее меню: хлеб с запеченными кусками шерсти, камнями, мухами, гвоздями, крысиным пометом и даже крысами, макароны с тараканами и клопами, сельди с червями, прокисшие мясные котлеты, каша из гнилых круп, тухлая тушеная капуста, суп с папиросными окурками, «обед из разложившегося мяса», «обед из испорченной требухи и печенки»…
Какими бы голодными ни были рабочие, получив такую еду, они уходили, не притронувшись к ней. В той же справке ОГПУ о столовых приводилось много случаев «обеденных бунтов»:
«Гор. Гомель. Писчебумажная фабрика "Герой труда".
6 сентября рабочие, возмущенные отсутствием хлеба к обеду и супом с червями, стали швырять тарелками, угрожая избить заведующего столовой».
«Автозавод. На постройке завода №21 24 сентября фабрикой-кухней был доставлен протухший обед. Рабочие от обеда отказались. 28 сентября были поданы суп и каша с обильным количеством червей. Возмущенные рабочие подняли шум и начали выбрасывать обед вместе с посудой в окно, разбив около 15 стекол. До этого был случай, когда один из рабочих обнаружил в супе мышь».
«Таганрог. Завод "Сталь". 22 сентября вся смена слесарно-токарного цеха отказалась от завтрака, так как завтрак, приготовленный из испорченной капусты, оказался совершенно непригодным к употреблению. Рабочие требовали заменить капусту другими продуктами. В результате цех в общей сложности имел простой в 10 час. 40 мин».
Проверкой было установлено, что на многих предприятиях, перешедших на беспрерывное производство, питание в ночную смену не организовали.
На московской красильной фабрике, входившей в Мострикотаж, 14 августа при посещении предприятия американской делегацией работница мотального отдела пожаловалась одному из экскурсантов, говорившему по-русски: «Передай нашим товарищам, что мы на работу ходим с огурцом, есть нечего, работаем до упаду».
Покупать продукты у частника большинство рабочих не могли. При средней зарплате 40–60 рублей в месяц рыночные цены им были совершенно не по карману. Мясо первого сорта в потребкооперации стоило 16 руб. за килограмм, на рынке — 44 руб. Масло сливочное — 3 руб. за килограмм, у частника — 7 руб.
Подписанные трудящимися в добровольно-принудительном порядке коллективные договоры приводили к снижению не только зарплаты, но и производительности труда (на фото — торжественное подписание трудового договора)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Подписанные трудящимися в добровольно-принудительном порядке коллективные договоры приводили к снижению не только зарплаты, но и производительности труда (на фото — торжественное подписание трудового договора)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
«Под непосредственной угрозой срыва»
Ко всему прочему в 1930 году резко снизились зарплаты. При заключении новых коллективных договоров рабочие обнаружили, что нормы выработки выросли, нагрузка увеличилась.
Так, например, на фабрике №4 (Москвошвей), где трудились 1400 рабочих, с переходом на пошивку детских пальто были установлены чрезмерно высокие нормы выработки (420 пальто в день на конвейер — 70 человек). В результате увеличился брак, и заработная плата рабочих резко снизилась со 150–180 руб. в месяц до 60–70 руб., так как новые нормы стали выполняться рабочими в среднем только на 50%.
Идеи советских экономистов, высказанные при разработке первого пятилетнего плана, воплощались в жизнь:
«Если мы не можем ускорить в желаемом темпе товарное предложение, то должны замедлить в соответствующей мере рост платежеспособного спроса.
Вовлекая в строительство дополнительные кадры рабсилы, мы вынуждены к более медленному темпу роста зарплаты, чем это было бы возможно при иных комбинациях».
Реальная заработная плата постоянно понижалась и из-за бесконечных «добровольных» отчислений в различные фонды, участия в займах; придумывались дни бесплатных работ — день индустриализации, день ударника. Приказ перевести предприятия на непрерывную рабочую неделю привел к тому, что из-за недостатка сырья увеличились простои оборудования, снизилась производительность труда.
Чтобы справиться с текучкой кадров, рабочих призвали к новому обязательству — к «закреплению себя на предприятии до конца пятилетки». Но «несознательные» работники в поисках лучших условий переходили с одного предприятия на другое, переезжали с места на место. Тысячи сезонных рабочих бросали работу, столкнувшись с невыплатой обещанных зарплат, с дикими бытовыми условиями.
И на объектах форсированной индустриализации, ради которой и был предпринят великий перелом всех сфер жизни, наблюдался тот же псевдоплановый стиль и головотяпство. Об этом, например, не уставал писать в 1930 году первый секретарь Нижегородского крайкома партии А. А. Жданов. Так, в июле он сообщал председателю ВСНХ В. В. Куйбышеву и председателю ЦКК-НК РКИ Г. К. Орджоникидзе о состоянии и ходе строительства станкозавода в Нижнем Новгороде:
«Строительство начатого постройкой в мае месяце этого года крупнейшего завода фрезерных станков в Н. Новгороде мощностью в 3400 станков, стоимостью в 27 000 000 р. находится в настоящее время под непосредственной угрозой срыва… отсутствуют фонды на строительные материалы…отсутствует механизация… отсутствует электроэнергия… В результате всего этого к настоящему времени выполнено всего лишь около 80% земляных работ, фундаментных работ около 10% и вспомогательных около 40%... Ко всему этому по докладу Станкостроя бюро крайкома партии стало известно, что среди некоторых работников НК РКИ (группа т. Павлуновского) начинает складываться убеждение о необходимости отложить это строительство ввиду того, что эти же типы станков должны строиться на Тульском заводе».
Возникавшие из-за бездумного управления грандиозные траты компенсировались рабскими условиями труда рабсилы (на фото — заготовка леса, Северный край, 1930 год)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
Возникавшие из-за бездумного управления грандиозные траты компенсировались рабскими условиями труда рабсилы (на фото — заготовка леса, Северный край, 1930 год)
Фото: РГАКФД/Росинформ, Коммерсантъ
А в августе Жданов отправил в Политбюро ЦК ВКП (б) В. М. Молотову докладную записку о проблемах на строящемся в Нижнем Новгороде автозаводе:
«Строительство не имеет фактически ни главного инженера, ни главного механика, ни планового отдела, ни транспортной части… Ценнейшее импортное оборудование используется не больше чем на 10–15%, а у треста нет достаточно квалифицированных людей, чтобы правильно организовать их работу, ремонт… Все приведенные факты с несомненностью свидетельствуют о том, что неправильная организационно-хозяйственная структура на строительстве Автозавода привела строительство к очень тяжелому состоянию и может повлечь за собой не только отставание работ по отдельным объектам, но и срыв общей производственной программы, а также сильно удорожит все работы».
Но кого в Кремле могло испугать «удорожание работ»? Колхозные миллионы гектаров обещали новые миллионы тонн хлеба, которые можно будет продать за границу, а на валюту купить еще какого-нибудь импортного оборудования на замену испорченному. И умирающие от истощения рабочие и крестьяне не могли «вызывать озабоченность», ведь советские экономисты, разработавшие план первой пятилетки, бодро докладывали:
«Если исходить из демографических коэффициентов роста населения в СССР, то мы располагаем практически неисчерпаемыми источниками живой рабочей силы. Достаточно сказать, что наш естественный прирост по СССР в 3,5 раза превышает средний прирост по всей Западной Европе. Ежегодно население СССР при 150 млн. душ увеличивается минимум на 3,5 млн. душ, тогда как все страны капиталистической Западной Европы, взятые вместе, дают прирост на 370 млн. душ не свыше 2,5 млн.».
Но главное, что показал год великого перелома, это то, что в стране всегда можно найти источник рабской рабочей силы, в каждую пятилетку — свой. Кулаки, единоличники, расхитители колхозной собственности, троцкисты, правоуклонисты, вредители, шпионы двух-трех разведок — то одних, то других можно было назначить виновниками очередных экономических проблем и отправить добывать что-нибудь ценное из богатейших, но труднодоступных недр советской земли.