Путешествие императора

Памятник Александру III — пожалуй, самый странный в Петербурге. Начать хотя бы с того, что трудно описать его местоположение. (Как мы обычно объясняем «Пушкин у Михайловского дворца» или «Ленин у Финляндского вокзала».) Петербуржец, которому придется объяснять гостям города, о каком монументе идет речь, начнет так: «Ну это с бывшей Знаменской площади, которая теперь площадь Восстания, там, где перед вокзалом стела "Мечта импотента", а сейчас он стоит перед Мраморным дворцом, где раньше стоял броневик, хотя вообще-то он стоял во дворе Русского музея»,— запутается, махнет рукой, да и скажет: «На комоде бегемот»,— и всем сразу станет ясно. Действительно, этот интереснейший памятник запомнился главным образом в качестве карикатуры. Больше того, он и до наших дней дожил только благодаря этому.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Но начиналось все вполне серьезно. Сразу после скоропостижной смерти Александра III новый император озаботился увековечением памяти своего отца. В частности, решено было возвести памятник у Николаевского вокзала — именно отсюда начиналась Транссибирская железная дорога. При жизни Александра III дорогу сумели довести лишь до Оби на западном участке и до Уссури на восточном, но и тогда было понятно, что Транссиб станет важнейшим объединяющим элементом огромной империи. Образ отца — «крепкого хозяйственника» был очень важным для Николая II, который и сам стремился стать таким, записав себя при переписи населения 1897 года как «хозяин земли Русской». Покойный царь превращается в икону для консерваторов и сторонников русской идеи.

В 1899 году был объявлен конкурс на создание памятника. Неожиданно для всех его выиграл 33-летний толстовец, вегетарианец, нудист, протестант да еще и иностранный подданный, то есть человек со взглядами, диаметрально противоположными тем, что ожидались от автора патриотического монумента. Паоло Трубецкой был олицетворением нового века — бастард, эстет, космополит, творческая личность без какого-либо образования. Его отца, князя Трубецкого, за внебрачную связь с американкой уволили с дипломатической службы и объявили персоной нон грата. Не кто-нибудь, а лично Александр III подтвердил это, заявив, что «двоеженцев ему в России не нужно». Некоторые считают, что эта история повлияла на отношение скульптора к его работе и Трубецкой нарочно сделал шарж на царя. Но это вряд ли. Пожалуй, мелкая месть была не в стиле Паоло, а в памятнике он выразил весьма оригинальный взгляд на свою историческую родину — огромную, неуклюжую, опасную, но не лишенную привлекательности. Или как минимум интересную. Недаром главную поддержку русскому иностранцу оказала иностранная россиянка — вдовствующая императрица Мария Федоровна. Без нее статуя, которую многие члены императорской семьи сразу окрестили карикатурой, вряд ли была бы отлита.

Трубецкой, который совершенно случайно принял участие в конкурсе, работал как вол. За месяц с небольшим помимо эскизов он вылепил несколько образцов, включая полноразмерную (высотой больше 9 м!) глиняную модель. Для нее позировали собственный конь покойного императора и фельдфебель Пустов, подходящий ростом, фигурой и осанкой. (После отставки Пустов служил швейцаром в Государственной думе, что тоже весьма символично — как известно, Александр III терпеть не мог саму идею парламентаризма.) Многочасовое позирование Пустов переносил стоически, чему немало способствовала плоская фляжка с водкой, которую он время от времени извлекал из голенища сапога. Вместо условной хламиды, как у Медного всадника, или парадного мундира, как у Николая I, Трубецкой нарядил своего императора в мешковатую повседневную форму а-ля рюс. Именно такую ввели в армии в царствование Александра III, и именно ее отменил Николай II, к великой радости всех гвардейских щеголей вернувшись к ампирным мундирам прадедовских времен.

Работа над памятником продолжалась долго, она включала и установку полномасштабной модели на Знаменской площади. Трубецкой вносил изменения в проект под воздействием членов императорской фамилии и министра финансов Витте, главного лоббиста железнодорожного строительства и, соответственно, установки памятника. В результате скульптора принудили отказаться от пьедестала в виде скалы, очевидно, напоминающего постамент под Медным всадником. Его заменили гранитным комодом, что впоследствии еще аукнулось.

Для лепки модели Трубецкому был построен специальный павильон на Невском проспекте. Но сам автор при изготовлении памятника не присутствовал: в 1906 году он уехал из России, чтобы вернуться в нее только через год после открытия памятника. Отливали и монтировали скульптуру без него. Существует байка, что Трубецкого специально не пригласили на открытие, но, скорей всего, его отсутствие объясняется простым бюрократическим головотяпством: приглашение в Италию пришло слишком поздно. Так или иначе, памятник открыли 23 мая 1909 года со всеми подобающими церемониями, в высочайшем присутствии. И сразу же стало понятно, как сильно изменилась страна за десять лет. В России, уже имеющей политические партии, зубастую прессу и вольнодумную художественную богему, портрет предпоследнего царя стал восприниматься как обобщенный образ темного прошлого. В нем стали искать символизм, даже обкорнанный хвост тяжеловоза трактовали как намек на урезанную Конституцию.

Несчастный бронзовый монарх чудом избежал переплавки, как многие другие царские памятники в Петербурге. Сначала его, как двадцать тонн цветного металла, отвезли на жилкомхозовский склад на Лиговке. Музейщики бились за спасение скульптуры почти два года, и в конце концов Александра перевозят в Михайловский сад. Там он, впрочем, не был установлен, а лежал на боку вплоть до самой войны. Что пригодилось во время блокады: в лежачем положении гигантскую композицию гораздо легче было укрыть искусственным холмом, на котором летом 1942 года даже посеяли овес. Один из немецких снарядов все же попал в царя, но не повредил его, лишь разметав землю. Почти десять лет памятник так и торчал наполовину из грунта, представляя собой странное зрелище. Наконец, его подняли и переместили во внутренний двор Русского музея. Он превратился в своеобразное привидение — никаких анонсов и табличек в музее не было, но посвященные в тайну знали окошко, через которое, отодвинув занавеску, можно было увидеть памятник.

И только в 1994 году Александра III перевозят на Миллионную улицу. Заняв место «ленинского» броневичка в курдонере Мраморного дворца, памятник наконец-то стал самим собой — просто произведением искусства начала XX века.

Константин Шолмов