Открывшее неделю собрание граждан России кончилось конфузно — почти как состоявшийся полтора месяца назад конгресс гражданских и патриотических сил. Если граждан и патриотов втравил в неприятную историю Д. Д. Васильев, то в роли злого гения просто граждан выступил Г. Х. Попов: обнаружив явные признаки нового большого демократического подъема, он призвал граждан подняться на борьбу, развернуть демонстрации, манифестации и люстрации и открыть сезон двухлетней перманентной реорганизации — с видоизменением всего административно-территориального деления России, обвальным голосованием и построением гражданского общества в огню борьбы. Смиренные и богобоязненные граждане с криками "чур, чур меня!" убежали из собрания, опасаясь, что их заподозрят в заговорщицких замыслах, и Г. Х. Попов остался со своими письмоводителями совершенствовать дальнейшие планы борьбы и демонстрировать, что нет пророка в своем отечестве. Впрочем, в чужом отечестве мэрский голос был услышан. Преодолев океанические просторы, идеи Г. Х. Попова дошли до Лимы, где тамошний президент г-н Фухимори основал Перуанское движение демократических реформ, разогнал парламент и, вероятно, готовится производить обвальное голосование и созывать учредительное собрание.

        На российских депутатов, явившихся на съезд как раз в тот момент, когда их коллеги в Лиме разбегались кто куда, начинание г-на Фухимори впечатления не произвело: его не коснулись в своих выступлениях ни народный депутат РФ С. С. Перуанский, ни прочие депутаты, дружно начавшие бранить и срамить Б. Н. Ельцина совершенно неистовым образом. Репортеры усмотрели в этом проявление большой любви и доверия С. Н. Бабурина, В. В. Аксючица и В. Б. Исакова к Б. Н. Ельцину — несмотря на мелкие разногласия, они дружески общались со своим высокопоставленным соратником, будучи уверенными, что демократичный Борис Николаевич ни за что не опустится до самурайских жестокостей г-на Фухимори.
        Сами же прения представляли собой некую вариацию на тему 66-го сонета Вильяма Шекспира: в течение пяти дней депутаты декламировали первый катрен означенного сонета: "Измучась всем, я умереть хочу. Тоска глядеть, как мается бедняк и как шутя живется богачу, и доверять, и попадать впросак". Особенным пафосом отличались выступления бывших приверженцев Б. Н. Ельцина: М. Б. Челноков с негодованием рассказал, как он соблазнился мифом о рыночной экономике и вручил свою судьбу Е. Т. Гайдару, "а он взял мои девичьи груди и узлом завязал на спине". Тоска, впрочем, одолевала и репортеров, вспоминавших другую строчку сонета, — "и честь девичья катится ко дну": всеми уважаемый за чистосердечную приверженность учению Маркса--Энгельса--Ленина--Сталина коммунист-ортодокс Ю. М. Слободкин дожил до того, что стал блокироваться с кадетишками и клерикалами. Так что рефрен речи М. Б. Челнокова — "вот и верь после этого людям!" — сделался особенно популярен.
        Отчасти отомщенными оказались недостаточно прежде ценимые народные депутаты СССР, в особенности активисты группы "Союз". К. Д. Лубенченко с тоской вспоминал своего коллегу, приговаривая: "По сравнению с этой оппозицией Алкснис — это же академик!" Что верно: ветераны парламентской журналистики, в чьей памяти отложилась вся пластичность, весь артистизм громокипящих выступлений полковника Алксниса и Е. В. Когана, теперь, видя парламентские опыты В. В. Аксючица и С. Н. Бабурина, лишь презрительно махали рукой со словами "мне не смешно, когда фигляр презренный пародией бесчестит Алигьери". Вероятно, проникшись тем же умонастроением, М. С. Горбачев решил избавить себя от зрелища профанации славных союзных съездов и удалился в Японию.
        Б. Н. Ельцин, верно, завидовал другу-сопернику и тоже был бы не прочь куда-нибудь удалиться, однако императив того же 66-го сонета властно ему указывал: "Измучась всем, не стал бы жить и дня, да другу будет трудно без меня". Оттого злополучному президенту пришлось смотреть на все безобразие и прикрывать друга — Е. Т. Гайдара. Невольно позавидуешь отрешенности от всего мирского, присущей бывшему председателю Комитета конституционного надзора С. С. Алексееву. Что бы ни творилось вокруг, свердловский старец радостно распевает: "Назло любому самодуру я буду славить на века и шерсть, и мясо козлотура, и конституцью Собчака".
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...