В прокате финский садомазо-ромком «Собаки не носят штанов» Юкки-Пекки Валькеапяи, побывавший в каннском «Двухнедельнике режиссеров»: история отца-одиночки, не от хорошей жизни открывающего для себя перверсивные удовольствия
Фото: Кинокомпания HHG
Фото: Кинокомпания HHG
Главный аттракцион этого фильма — в его кастинге: облаченного в кожаную сбрую главного героя фильма играет Пекка Стрэнг, совсем недавно исполнявший заглавную роль в байопике Тома оф Финланд, знаменитого автора гей-пинапов; черная кожа и ремни на этих картинках тоже были ключевым элементом декора. Но в первые три минуты фильма Юкки-Пекки Валькеапяи он играет роль примерного отца-одиночки, наглядно демонстрирующего добродетели новой, нетоксичной маскулинности: провожает дочь в школу, наводит чистоту в доме, гладит белье и рубашки. А на четвертой минуте, достав из шкафа заветный пакет с женской одеждой и флаконом духов, предается мастурбации (позже мы узнаем, что это не эксцентричная перверсия, а глубокая скорбь — платье и духи принадлежали погибшей жене героя). Утолив свою грустную страсть, Юха идет на работу. Он хирург. И поколебать его внешний ригоризм не может ничто, даже сальные шуточки коллеги-гея по поводу размеров члена своего любовника.
Однажды, отведя дочь в тату-салон на операцию по прокалыванию языка, Юха заглядывает в соседнюю дверь, оказавшуюся приемными покоями доминатрикс (в такой маленькой стране, как Финляндия, все рядом). И вот уже все мысли героя — о даме в коже и парике (Криста Косонен, игравшая в «Бегущем по лезвию 2049»), заброшены домашние дела, и даже операции проходят с риском для пациентов — не очень ведь хорошо, когда хирург заносит скальпель, да так и застывает в любовном томлении. Дочь тоже позабыта — настолько, что на свое показательное выступление (девочка стучит на ударных в рок-группе) ей придется ехать на мопеде противного одноклассника, безнадежно в нее влюбленного.
С течением экранного времени эскапады доктора и госпожи становятся все более рискованными и карикатурными, дело даже доходит до реанимации — тут становится окончательно понятно, что мы имеем дело с комедией: потерявшего сознание от асфиксии доктора в одной лишь сбруе на голое тело привозят откачивать в его же больницу. Немая сцена. Но есть среди этого черного царства боли и унижения лучики светлой надежды: Юха попросту нравится своей доминатрикс — ну, как полноценный человек, а не пес на цепи. И, кажется, это чувство взаимно — если в начале доктор отправляется в садомазо-трип за призрачным образом своей покойной жены, то постепенно начинает замечать, что настоящая женщина рядом тоже вполне себе, даже когда она и в гражданском.
Фото: Helsinki Filmi Oy, Tasse Film
Фото: Helsinki Filmi Oy, Tasse Film
Фото: Кинокомпания HHG
Фото: Кинокомпания HHG
Фото: Кинокомпания HHG
Фото: Кинокомпания HHG
Фото: Кинокомпания HHG
Фото: Кинокомпания HHG
Фото: Кинокомпания HHG
Да, на садомазо (не как на лайфстал-феномен, а как на собственно перверсивный механизм желания) «Собаки...» смотрят с обезоруживающей неискушенностью, словно и не было в мире фильма «Пианистка» и Славоя Жижека, давшего подробный комментарий мотивам и желаниям его героев в своем «Киногиде извращенца». В этой неискушенности есть что-то пугающе несовременное: в не столь отдаленных 90-х примерно так кинематограф смотрел на мир ЛГБТ — как на досадную болезнь, поразившую хороших, в общем-то, людей. Тяжелую, но излечимую. Хороший пример — «Жестокая игра» Нила Джордана, в которой бравый отставник влюблялся в чернокожего трансгендера и полфильма отчаянно пытался вернуть тому мужское достоинство — с самыми катастрофическими последствиями, разумеется. Сейчас об этом фильме, к счастью, подзабыли — а не то быть Джордану в черных списках комиссий по новой этике. Фильм Юкки-Пекки Валькеапяи, конечно, не столь категоричен в диагнозах, чтобы всерьез рассуждать на тему корректной или некорректной репрезентации в нем S&M-фактуры. В конце концов, «Собаки не носят штанов» — пусть и неконвенциональный, но все же ромком.
Склонный к молодежной глянцевитости изображения режиссер «Собак...» — фестивальная креатура, выращенная в творческий резиденции Канна, участвовавший в венецианской программе и этой весной вернувшийся в каннскую обойму (фильм впервые показали в «Двухнедельнике режиссеров»). Валькеапяя говорит на вполне универсальном эсперанто, сочетая вечные тропы независимого кино (проблемы взросления, неоновые джунгли городов, побег от реальности в опасную фантазию) с крайне умеренной дозой национальной фактуры. В «Собаках…» от нее, впрочем, остались лишь озерные виды в галлюцинациях Юхи и фирменное финское немногословие, в остальном эта история целиком продукт глобального мира.
Именно эта мейнстримность стиля, контрастирующая с темой фильма, и способствует появлению ощущения легкой фрустрации при его просмотре (и это ощущение — вовсе не часть хитроумного плана режиссера). На поле веселой декоративности у «Собак...» есть конкуренты поугарней — весь корпус японского экстрима от секс-комедий и до остросюжетных драм, проявлявших поистине перверсивную изобретательность в изображении перверсий. «Собаки...» же лают, но не кусают, приводя своего многострадального героя к хеппи-энду, латексной гармонии в тематическом клубе (хотя, признаем, иногда режиссер все-таки шокирует зрителя боди-хоррором: сцены, в которых людям вырывают зубы или ногти, всегда работают беспроигрышно). Но по большому счету это кино про садомазо никому не делает больно, а значит, не заслуживает и слишком строгой критики — лишь формальных шлепков, которые при желании можно даже принять за одобрение.