Пока не залез в ящик
Выставка Владимира Янкилевского в Мультимедиа Арт Музее
В Мультимедиа Арт Музее при поддержке MasterCard проходит выставка Владимира Янкилевского «Героический монумент», реконструкция одноименной выставки, показанной в 1994 году в Париже. О том, как спустя 25 лет работы классика «неофициального искусства» перекликаются с современностью, рассуждает Игорь Гребельников.
Фото: Коммерсантъ / Ирина Бужор / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Ирина Бужор / купить фото
Центр экспозиции — гигантская скульптура, сколоченная из фанеры и выкрашенная в металлик: условная фигура человека в «героической» позе, будто вышагивающего на параде. Снаружи — флажки и пропеллер, с одной стороны — это монолит, а если обойти — полость с гипсовым муляжом руки, проводами кишок, органами мужской репродуктивной системы в виде газетного рулона и полированных шаров. Кого победил этот «троянский конь» со вспоротым нутром? Кому этот памятник?
«Героический монумент» Владимира Янкилевского реконструирован по эскизам и фотографиям с выставки 1994 года в парижском центре искусства La Base, основанном Оливье Мораном, мужем Ольги Свибловой, которая — вместе с Анной Зайцевой — выступила куратором и нынешнего показа. За пять лет до этого к заново открываемому в глобальном контексте искусству из новой России привлекла внимание выставка «Маги Земли» в Центре Помпиду. Ее куратор Жан-Юбер Мартен всковырнул экзотические по тем временам художественные пласты: рядом с южноамериканским, африканским, китайским искусством оказалась и инсталляция Кабакова «Десять персонажей» с ее «Человеком, улетевшим в космос из своей комнаты». К слову, в коллекцию Центра Помпиду картины Янкилевского попали еще в 1977 году, когда тот открылся.
Монумент Янкилевского в том же ряду экзистенциальных обобщений, которыми изобиловали «Маги Земли»: его герой тоже будто бы исчез, оставив нам странную оболочку, знаки и символы. Этот образ проясняют развешанные по стенам коллажи, графика, живопись, охватывающие творчество Янкилевского с 1980-х годов до самых последних лет его жизни. Тут можно поразиться повторяемости тем и сюжетов — мужское и женское, внутреннее и внешнее, возвышенное и греховное, их перетеканием из одного в другой и при этом филигранным исполнением. На эти рисунки, коллажи, картины засматриваешься, следя за тем, как разворачивается мысль.
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
Фото: Ирина Бужор, Коммерсантъ
«Если я рисовал голову, то рисовал, скажем, не глаза, нечто круглое с точечками, а взгляд, его энергию. Если я рисовал нос, то это было дыхание,— объяснял художник в одном из интервью,— ...и получал живую голову, которая дышит, думает, смотрит, слышит, не внешность, а процесс, который там внутри происходит». Этот интерес к процессу, устройству, механике, метафизике идет от оттепельной эпохи «физиков и лириков», с которой совпал дебют Янкилевского.
Он был самым молодым, двадцатичетырехлетним участником знаменитой манежной выставки 1962 года «30 лет МОСХ», где, в том числе и на его пентаптих «Атомная станция» и «Триптих №2», громко выругался Хрущев. После этого о выставках не могло быть и речи: как и другие художники «неофициального» круга, он занимался книжной и журнальной иллюстрацией, рисовал в том числе и для журнала «Знание — сила», так что схемы прочно вошли в его творчество. Как и мотив раздвоенности. «В 60-е годы меня сильно интересовала проблема соотношения "внутренней" и "внешней" жизни человека, "раздетого" — одинокого человека и "одетого" — социального»,— рассказывал Янкилевский. Эротизированные образы и сцены его графических циклов «Мутанты», «Содом и Гоморра», «Анатомия чувств» — это сюрреалистические конвульсии тела, отсылающие к «Капричос» Гойи или фантазиям Босха. Но «Атлант» Янкилевского — рисунок 1986 года — подпирает не небо или балкон, а, лежа на спине, держит руками плиту, готовую его прихлопнуть.
Тема среды, в которую словно закован человек, возникшая у Янкилевского еще в советские годы, не оставляла художника и после того, как в 1990 году он перебрался на Запад и осел в Париже. Его «Люди в ящиках», исполненные в графике, на объемных картинах-ассамбляжах, в скульптуре,— изогнутые фигуры, плотно заполнившие собой деревянные конструкции и явно свыкшиеся с этим положением. Для Янкилевского этот образ, возникший из советского опыта, приобрел универсальные черты: «Мы все — пассажиры одного поезда, который идет по жизни в небытие. Каждый — в своем купе-"ящике", и каждый "ящик" подогнан по "хозяину"». И в «Героическом монументе» этот поезд, похоже, прибыл на очередную станцию уже освободившимся от телесных мук, распавшимся на знаки и символы — будто напоминанием о непрочности человеческого бытия, об «экзистенциальном ящике», который сегодня ловко заменила виртуальная реальность.