В зале новейших течений Государственной Третьяковской галереи открылась новая выставка. На этот раз к участию в проекте "Эфемерное искусство" были приглашены молодые художники из группы "Радек", базирующиеся в галерее "Франция". На выставке радикалов побывала ИРИНА Ъ-КУЛИК.
Зал 63, отведенный Третьяковкой под проект "Эфемерное искусство", все больше и больше начинает напоминать нарядную детскую площадку в новом районе, принять участие в украшении которой продвинутые местные власти пригласили профессиональных граффитистов, согласных, однако, умерить свой радикализм. На одной стенке пустого зала сияет красной сказочной кровью лихая страшилка Георгия Острецова "Жри недоумка". На соседней цветет столь же психоделически яркий комикс Георгия Литичевского про занятия йогой в долине Эльдорадости. А посреди ради пущего сходства с организованным местом здорового досуга валяется баскетбольный мяч. А теперь присоединиться к почти-что-классикам 1980-х, с энтузиазмом осваивающим формат молодежной субкультуры, пригласили "Радеков", которых негласно назначили представлять новое молодое поколение современного искусства. К тому же один из главных участников проекта, Алексей Каллима, известен как раз весьма эффектными граффити. Он расписывал люминесцентными, видимыми только в темноте фресками галерею Гельмана, а на фестивале "Арт-Клязьма" нарисовал панно про своих постоянных героев-чеченцев прямо цветными мелками по земле, так что публика постепенно уничтожала произведение, унося частички мела на своих подошвах.
Молодые художники несколько подпортили лучезарную нарядность зала новейших течений. К декоративному баскетбольному мячу прибавилась самая настоящая урна, переполненная мусором. А на полу появились обведенные мелом контуры тел, недвусмысленно превращающие "детскую площадку" в место преступления. Играть в санкционированную музеем молодежность "Радеки" отказались. Так настоящие граффитисты-экстремалы вряд ли стали бы расписывать что-либо по заказу. Александра Галкина, например, не стала рисовать свои граффити, а, наоборот, закрасила казенной серой краской два рисунка Георгия Литичевского и Георгия Острецова (впрочем, второстепенных), воспроизведя таким образом деспотический жест власти. Но самую неожиданную работу сделал Алексей Каллима. На белой стене он начертил просто несколько крестов — серых, красных, зеленых. То ли безумная партия в крестики без ноликов, то ли изображение чего-то наподобие танковых надолбов, которыми художник отгораживается от неприемлемого мира и конформистского искусства, то ли зловещие метки на дверях каких-то новых гугенотов. Поражает здесь отнюдь не радикализм. Напротив, рядом с бравурным ньювэйверством двух Георгиев — Острецова и Литичевского — произведение молодого художника Каллимы поражает своим академизмом, отсылающим к классике минимализма и западного концептуального искусства. Эта элегантная фреска могла бы стать отличным завершением выставки "Московская абстракция".
"Радекам", надо думать, очень непросто исполнять отведенную им роль образцово-показательных молодых художников, которых то бранят, то умиленно гладят по головке. Они, конечно, и вправду молоды, революционны, радикальны и настроены в высшей степени нонконформистски. Но сколько поколений до них уже были такими же молодыми, революционными и бескомпромиссными. Что бы ребята ни сделали, какой-нибудь зануда обязательно припомнит то русских футуристов, то французских ситуационистов, то английских панков, а то и отечественных "старших товарищей" — каких-нибудь там "Мухоморов" или даже совсем недавние деяния прямых идеологов и предшественников вроде Александра Бренера. Так что и слова нельзя сказать, чтобы тебе тут же не указали на его первоисточник. И сами художники отлично понимают, в какой ловушке они оказались.
В показанной в Третьяковке видеопрограмме был среди прочего и такой киноопус, снятый "Радеками". Вначале художники и их друзья разыгрывают диалоги, словно бы заимствованные из учебника русского языка для иностранцев. А затем в той же обезоруживающей манере школьного драмкружка воспроизводят свои встречи и разговоры об искусстве со всевозможными арт-звездами: Сергеем Бугаевым (Африкой) или Александром Бренером. А потом такой же реконструкции подвергается какая-то из радековских внутренних дискуссий. Финальные титры фильма только усугубляют сумятицу. Если художник Петр Быстров играл Александра Бренера и Сергея Бугаева, то кто тогда играл Петра Быстрова? Тяжело все-таки, когда молодой художник просто хочет быть самим собой, а от него ждут, чтобы он исполнял роль молодого художника.