Сегодня в Московском доме музыки состоится музыкальный моноспектакль Игоря Миркурбанова «Так говорил Богомолов...» в сопровождении оркестра Red Square Band, основанный на текстах Константина Богомолова. Творческий тандем одного из самых провокационных режиссеров, писателя и поэта Константина Богомолова и актера Игоря Миркурбанова начался в 2013 году на исторической сцене Московского художественного театра со спектакля «Идеальный муж. Комедия». Затем последовали громкие постановки «Карамазовы», «Мушкетеры. Сага. Часть первая», «АЙФАК. Трагедия», «Теллурия» и другие. За работу в спектакле Богомолова «Карамазовы» в МХТ Игорь Миркурбанов получил «Золотую маску» в номинации «Мужская роль». «Коммерсантъ Стиль» запечатлел Игоря Миркурбанова во дворе и зале МХТ перед спектаклем и поговорил о том, что может быть главнее любви. Разговор вышел непростой и эмоциональный.
Актер Игорь Миркурбанов
Фото: Иван Кайдаш
Актер Игорь Миркурбанов
Фото: Иван Кайдаш
— Проект называется «Так говорил Богомолов», это случайная аллюзия на «Так говорил Заратустра»?
— Неслучайная.
— Кто это придумал?
-— Видите ли, поскольку в спектакле звучат только тексты Константина Богомолова да и сам спектакль связан с выходом этой книги, было бы странно, если бы он назывался как-то иначе. Название книги придумал, разумеется, Константин. И отсылка к Ницше не случайна. Мне оно дико нравится. Оно самоироничное, наглое и смешное. И потом, как книгу ни назови, как бы глубоко и трепетно вы ни относились к ее выходу, к своим текстам, к самому названию, всегда найдутся те, которые посчитают ваше название либо глупым, либо пафосным. Разумнее, согласитесь, сразу бросить им кость — и пусть грызут.
— Это вообще, наверное, про Константина — нагло и смешно.
— Вообще, одно из основных его качеств помимо таланта и ума — это самоирония.
— А вам присуща самоирония?
— Надеюсь.
— Ваше авторское слово в спектакле есть или это только тексты книги Богомолова?
— Это тексты книги, но они собраны в музыкальном монтаже, как я себе это представляю и слышу. Мы начали встречаться и обсуждать проект довольно давно.
Мне очень хотелось попробовать смонтировать музыкальный спектакль, в котором были бы тексты герметистов, Ницше, Достоевского и «Книги мертвых», но в какой-то момент я наткнулся в сети на поэму Богомолова «Александр Павлович», начал искать еще и благодаря Андрею Колесникову и его журналу «Русский пионер» нашел во многом то, что искал.
А уже позже выяснилось, что у Константина выходит книга. Я совершенно влюбился в эти тексты. Они потрясающие. И они невероятно музыкальны, если можно так сказать.
— Музыка будет в стиле рок?
— Рок — слово, конечно, красивое, мощное и обязывающее, но это не только рок-музыка. Это музыка, которую я слышу, читая эти тексты, и люблю.
— Мне показалось, что вам близок рок 1980-х и классический рок.
— Простите, я не разделяю музыку по стилям. Музыка или нет.
— Это будут какие-то известные композиции или это авторский контент?
— В основном авторский. Это музыка прекрасного композитора Константина Горбатенко и оркестра Red Square Band. Да, она опирается, как и все, на традицию, и это такой пост, пост, пост, поэтому назовите это прогрессивный рок, авангардный, альтернативный, психоделический, симфонический — какой угодно, но эта музыка в достаточной степени оригинальна, в которой если цитатность и присутствует, то не более чем во всем, что нас окружает.
— Вы будете там петь?
— И петь тоже.
— И сколько будет показов, вы один раз покажете шоу в МДМ и потом будет какой-то тур? Какова судьба этого проекта?
— Мы надеемся, что это будет все-таки прокатная история и она будет собирать желающих это видеть и слышать.
Сейчас я более чем уверен, что это надо показать — еще какое-то время назад, поскольку я человек страшно сомневающийся, я бы этого не произнес. Могу лишь отметить, что это сложнее и интереснее, чем все, что я делал до этого.
— Это потому, что текст автобиографичный, или почему?
— Текст и личный, и универсальный, и эпический, и нежный, и глубокий, и простой. Гениальный, на мой взгляд, и этим все сказано. И темы, которые Константин там поднимает, очень созвучны и близки.
— А что это за темы?
— Темы жизни, смерти, света, тьмы — в общем ближе всего это к какой-то трагической литургии. Это такое больше служение, не просто концерт.
— Жизнь и смерть — это темы, которые всегда присутствовали и будут присутствовать в искусстве, поэтому мы вправе их обозначить как вечные темы.
— Самураи считают, что после рождения главное событие в жизни человека — смерть.
— Да? А я думала важнее встретить любовь.
— Немножко другое качество у этих двух событий — рождение, смерть и повстречать любовь — не находите?
— Нахожу, но история в том, что, когда вы встречаете правильного человека, вы как будто умираете в прежнем качестве.
— Вы о том, что любовь побеждает смерть или наоборот?
— Да, например как у Вагнера «Тристан и Изольда», почему нет?
— Ну, наверное, да. Давайте на этом остановимся, потому что я не хочу мистифицировать, не хочу каких-то дымовых завес.
Я абсолютно внятно пытаюсь сказать о том, что в спектакле собраны тексты, которые так или иначе затрагивают эти темы — жизни и смерти. Витальность в преодолении смерти, жизнь с ощущением или осознанием того, что ты конечен в этих пределах.
— А для вас это очень важно?
— Мне кажется, это важно для каждого из нас. Если бы человек задумывался об этом, он по-другому бы вел себя в каждодневном своем бытийном пространстве.
— Я осознаю, что каждый день важен, более того, я сейчас вообще очень осознанно подхожу к тому, на что я трачу свое время, каждый час каждого дня...
— Дело даже не в трате впустую или осознанно, а в том, что мы многое бы иначе для себя формулировали.
— Если бы все время жили под страхом смерти?
— Я не говорил про страх смерти, я говорил о ее присутствии в нашей жизни совершенно внятно, потому что случаются внезапные уходы, и тогда мы понимаем, что мы сами конечны. Эта тема не может не волновать с того момента, как ты ощутил конечность своего бытия. Это не означает страха смерти. Осознанность ее как факта влияет на взаимоотношения с другими людьми и миром. Что после тебя останется? Какая память о тебе будет? Сколько она продлится и продлится ли?
— Какое у вас было первое впечатление о Богомолове и сохранилось ли оно?
— Он совершенно изумительный человек. Обаял всех музыкантов, придя всего лишь на одну из репетиций. Совсем недолго с ними пообщался, как они были буквально уже в него влюблены. Он умеет это делать и замечательно этим пользуется. Он сложный, разный, тем не менее у меня к нему особые, конечно, чувства по многим причинам. Однако все-таки нас связывают профессиональные отношения.
— Но вы же согласились стать свидетелем на его свадьбе.
— Для меня было честью и большим счастьем участвовать в одном из главных событий в жизни Константина и Ксении (Ксении Собчак.— “Ъ-Стиль”). Но у нас нормальные профессиональные отношения. Пока мы работаем как режиссер и актер, я не позволю себе никогда перейти или нарушить какую-то границу. Важно, чтобы отношения сохранялись рабочими. Мы на «вы», понимаете? Мы не переходим эту грань, мне страшно претит, когда актер с режиссером «вась-вась», как это делают многие...
— У меня есть ощущение, что вы просто измучены прессой, людьми из-за повышенного внимания к этому событию и хейтеров, поэтому так бурно и реагируете на все, что касается этого.
— Я начал так реагировать, потому что миллион людей твердили: «Их свадьба — это спектакль!» А я считаю его гением среди нашего поколения. Где бы я был? Я был не хуже и не лучше в 2006 году, чем сейчас. Но тогда рухнула вся система генпродюсерства, и я два года сидел и смотрел на свой телефон в ожидании. А когда ты встречаешь любовь всей своей жизни, то еще и хочется остаться в Москве.
Константин дал мне роли, причем не последние, которые дали мне возможность раскрыться как артисту. Из-за них вы у меня и берете интервью.
— Вы всегда нервничаете перед спектаклем?
— В день спектакля — и близкие это знают — ко мне лучше не приближаться: в день спектакля я невменяемый и несносен бываю совершенно.
— Понимаю. При этом вы абсолютно феноменально выглядите. У вас свой вкус и стиль. Как он сформировался? Есть какой-то пул брендов, к которым вы, видимо, по-особому относитесь?
— Мне так удобно прежде всего. Мне в этом комфортно, легко — и все, ничего такого специфического нет. Стиль такой сложился давно. В 1990-е, а может, и раньше.
— Вы, я так понимаю, все-таки за рубежом одеваетесь, правильно?
— Нет, у нас полно интересных мест.
— И русских дизайнеров каких-то носите или все-таки это только Dries van Noten и Rick Owens, которые на вас сейчас?
— У нас есть пара-тройка мест, где вот можно найти все, что вы перечислили, да, хочу даже сознательно сделать им рекламу, потому что там замечательные хозяева и прекрасный выбор. Всегда можно найти что-то хорошее. Про Leform вы, конечно, знаете. Поэтому не обязательно ездить куда-то. Мне кажется, здесь можно найти все, что угодно. Я вот люблю еще ботинки Guidi: у меня шесть пар. У них дико удобная колодка. Вот этот браслет с черепами один немец сделал.
— У меня есть ощущение, что музыка и кино 1980-х сейчас смотрятся крайне актуально и интересно. Я недавно переслушивала Брайана Ферри и поняла, что этот звук 1980-х звучит остромодно и очень свежо.
— На мой вкус «Одиссея» Кубрика — лучшее, что сняли про космос. А это вообще 1960-е.
— Это ваше любимое время?
— Там было много настоящего и много прорывов, на волне которых мы до сих пор как-то дышим. На мой взгляд. Мы дошли до грани катастрофы, атомной войны, и это осознание дико вставило и очень долго этим человечество дышало. Сейчас, согласитесь, немножко не так все. По остроте, может быть, или по высоте каких-то вещей, на мой взгляд. Один из последних фильмов, который меня сразил,— сериал «Слишком стар, чтобы умереть молодым» Николаса Виндинга Рефна. Там не про что, а как. Не важно, про что каждая серия, просто — как? Просто статичные совершенно кадры, паузы неимоверные. Я испытал потрясение от свободы режиссера, которому продюсер дает возможность не гнать хром с говорящими головами, а можно делать паузы, длинные планы. Вот вы начните только. Если зайдет — просто совершенное удовольствие. Там не сюжетная история важна, а ты просто офигеваешь от транса, трипа, такая в лучшем понимании качественная проза, которая тебя вот в это погружает.