Остров Сен-Бартелеми, он же Сен-Барт, открыл Дэвид Рокфеллер. Это знают все.
Пьер Казираги на борту яхты Richard Mille
Фото: Renaud Corlouer for Richard Mille
Пьер Казираги на борту яхты Richard Mille
Фото: Renaud Corlouer for Richard Mille
Но это древняя история. По-настоящему остров был открыт в 1957 году, когда Дэвид Рокфеллер купил здесь участок и построил дом над песчаным пляжем Коломбье. С его легкой руки Сен-Барт стали звать «островом миллиардеров», а вслед за Рокфеллером сюда потянулись прочие Ротшильды и Абрамовичи.
Рокфеллер съехал, но вилла его по-прежнему стоит над пляжем и выглядит снизу сельским домом культуры. Как выгляжу с ее террасы я, могу только предположить. Букашкой на белом песке. Я лежу на пляже, смотрю на бегущие мимо призовые яхты и понимаю, что к Рокфеллеру высоко. Не добраться. Поселившиеся на острове богачи культивируют недоступность. Неудобные дороги, цены выше высшего, запрещение строить многоэтажные дома и столбить себе участки на берегу.
Richard Mille RM 60–01
Фото: Richard Mille
Richard Mille RM 60–01
Фото: Richard Mille
«Добро пожаловать в международный аэропорт Сен-Барт!» — написано на одноэтажном домике. Международный (ну почему не междупланетный) аэропорт состоит из 650-метровой полосы, на которую летчик должен спикировать, обогнув гору. Упражнение не из легких. Не зря аэропорт назван именем Реми де Хайнена — французского летчика, авантюриста, создателя главного отеля «Эден Рок» и мэра острова, который впервые посадил здесь самолет, открыв Сен-Барт авиации.
До сих пор на полосу может приземлиться только маленький винтовой самолет. Если вы хотите прилететь на Сен-Барт, вам придется остановиться на соседних островах и уже оттуда добираться на перекладных. Частные реактивные самолеты тут принято оставлять, как ботинки, за порогом.
Аэропорт украшен панно с парусами и часами. Я прилетел на регату «Паруса Сен-Барта», которую поддерживает часовая марка Richard Mille. «Паруса» подняли десять лет назад. Нынешняя гонка — юбилейная, и часовая марка участвует в ней не только как спонсор. Один из генеральных директоров Richard Mille Питер Харрисон пришел на остров на своей яхте класса Maxi 72 «Сорча» с твердым намерением выиграть гонку. И, кстати, выиграл.
«Сорча» — кельтское женское имя, которые британцы переводят как «Клара». Сияющая. Вблизи «Сорча» не сияет, как должна бы сиять прогулочная лодка. Какая тут прогулка! Даже на рейде палуба с силой поддает в босые ноги, стоять нелегко, еще труднее, должно быть, работать на волне. Вместо запаха дерева и парусины, знакомой по старым яхтам, здесь пышет черный раскаленный солнцем пластик. Углеволокно — корпус, углеволокно — паруса.
На черном пиратском карбоновом парусе — изображение часов RM 60–01, регатного хронометра, сделанного Ришаром Милем для яхтсменов. Вот удивился бы пират Монбар. Совсем другая корабельная архитектура и совсем другая техника.
«Марка Richard Mille мне нравится именно потому, что она сама точность, инновация, техника. То, что теперь важно в яхтах и в нашей гонке, конечно,— рассказывает мне создатель "Парусов Сен-Барта" Франсуа Толед.— Я люблю разные часы, но с особым удовольствием ношу RM 60–01. Их Ришар Миль спроектировал в сотрудничестве со знаменитым капитаном Лоиком Пероном, одним из крестных нашей регаты».
Франсуа Толед двадцать с лишним лет назад оставил Париж и обосновался на острове, где проживало тогда менее 4 тыс. человек. На мой вопрос, как изменило его, горожанина, «островное сознание», он говорит: «Где бы вы ни жили, вы живете на острове. У вас есть ощущение, что вы свободны, но вы живете на ограниченной территории. С тысячами жителей острова я чувствую большую связь, чем с миллионами парижан».
Участники регаты «Паруса Сен-Барта» , которую поддерживает часовая марка Richard Mille
Фото: Renaud Corlouer for Richard Mille
Участники регаты «Паруса Сен-Барта» , которую поддерживает часовая марка Richard Mille
Фото: Renaud Corlouer for Richard Mille
Франсуа Толед — местная знаменитость. На острове знаменитостей немало. Нынешних и прошлых. Джонни Холлидей, Рудольф Нуреев, актеры, миллиардеры, певцы. Но такие же знаменитости здесь — пара пожилых островитянок, которые плетут лучшие на острове шляпы из пальмовой соломки. Или семья владельцев прославленного бара Le Select в Густавии. Туда меня приводит член нашей команды журналист Стив Кинг, чтобы показать присланное из Нью-Йорка Рокфеллером письмо хозяину Мариусу, висящее у окна в рамке.
Густавия — город-порт. Он назван в честь шведского короля Густава III и с тех пор сохраняет не только имя, но и названия улиц. Французские надписи здесь сопровождаются шведскими. Вроде бы Rue de La France, а присмотришься — Nygatan. Столько часовых бутиков, как на главной улице Густавии, я видел только на главной аллее Baselworld. Невозможно поверить, что такое количество часов может быть востребовано на двадцати квадратных километрах. Но никто островитянам не указ, они сами себе хозяева. Хоть и в составе Франции, но не в Шенгенской зоне, с собственным таможенным законодательством и с собственным правительством. Сен-Барт — один сплошной дьюти-фри, покупай — не хочу; главное — как-то до него добраться.
Я проезжаю мимо двора с тропическим садом, где играют дети. Это начальная школа, а потом надо плыть или лететь куда-то, чтобы учиться в старших классах, тем более в университете. Невдалеке от школы на холме находится церковь Успения Богородицы. При ней кладбище, то самое, где покоится Джонни Холлидей, многолетний житель Сен-Барта, который предпочел остаться здесь навсегда. Жизнь между школой и кладбищем многим приходится проживать не на острове — и не наездишься на каникулы за моря-океаны.
На острове процветает симбиоз коренных островитян и нуворишей, которые смотрят друг на друга свозь солнечные, иногда розовые очки. Между ними нет никакой вражды, одни зависят от других, но уж точно безумные пляски с поливанием шампанским на Никки-пляже и работа на острове существуют в разных измерениях. Когда я расспрашиваю об этом милую пожилую даму, семья которой поселилась на Сен-Барте не так давно, в XVIII веке, она рассказывает о том, как испортила метрополия ее собственных сыновей: перестали беречь воду! «Каждый здесь знает: руки надо сначала намылить, а потом открывать кран!»
Экипаж яхты Richard Mille во время регаты «Паруса Сен-Барта»
Фото: Christophe Jouany / Richard Mille
Экипаж яхты Richard Mille во время регаты «Паруса Сен-Барта»
Фото: Christophe Jouany / Richard Mille
«Местные продукты? Какие местные продукты? Ничего нет. Даже воды»,— говорит мне с гордостью повар, работающий на одной из съемных вилл. Он не совсем прав. Здесь есть тамаринд с кисло-сладко-горькими плодами и дикий хлопок, который когда-то сюда привезли и забыли увезти обратно. Но все остальное надо сюда доставлять, хотя для островитян ни в чем здесь нет недостатка.
Мы взлетаем и мгновенно оказываемся над морем. Я вспоминаю название архипелага — Наветренные острова. Их, конечно, надо отличать от Подветренных, которые обращены к пассату другой стороной. Как будто бы острова сами, как парусники на регате, идут галсами в океане. Время здесь связано с солнцем, с ветром, со сторонами света — на то и сделаны часы «Парусов Сен-Барта».
«Часы — это целый мир, как и яхты»
Пьер Казираги, победитель «Парусов Сен-Барта»
Талантливый яхтсмен Пьер Казираги был рулевым на яхте «Сорча», выигравшей регату «Паруса Сен-Барта», которую поддерживает часовая марка Richard Mille
Фото: Renaud Corlouer for Richard Mille
Талантливый яхтсмен Пьер Казираги был рулевым на яхте «Сорча», выигравшей регату «Паруса Сен-Барта», которую поддерживает часовая марка Richard Mille
Фото: Renaud Corlouer for Richard Mille
В этом году крестным «Парусов Сен-Барта» стал Пьер Казираги, племянник князя Монако Альбера II, молодой, но уже очень известный яхтсмен. Парус — семейное дело монакских князей, выйти в море для них — все равно что для нас встать на лыжи. С Пьером Казираги мы говорили вечером после дня регаты, в отеле, где он жил с женой Беатриче и двумя крошечными сыновьями — двухлетним Стефано и годовалым Франческо. Пьер Казираги был рулевым на выигравшей нынешнюю регату яхте «Сорча». На руке у него был регатный хронограф Richard Mille RM 60–01 с обратным отсчетом секунд и «летящей» секундной стрелкой. Не просто часы, а настоящий бортовой компьютер яхтсмена. При сопоставлении направления солнца и местного времени эти часы сориентируют корабль в пространстве.
— Когда вы в первый раз вышли в море, помните?
— Нет, не помню, наверное, был слишком маленьким. Зато помню, как на каникулах я катался на катамаранах, которые можно было арендовать на пляже. Я всегда просил, чтобы родители мне это разрешили. Я ничего толком не умел, но мне страшно нравилось.
— Что нужно знать, чтобы заниматься парусным спортом? Вы учились в специальной школе?
— Мне повезло плавать с самыми знаменитыми капитанами, которые соглашались взять меня к себе в команду, так и учился. Доходил до всего сам, на палубе.
— Что есть на Карибах, чего нет в море у Монако?
— Парусный спорт — это еще и возможность видеть новые места. Замечательно плавать в морях, которые ты не знаешь наизусть. К тому же «Паруса Сен-Барта» — это и вправду особенная регата.
— Неужели вы совсем не знаете этого моря, как в эпоху великих географических открытий?
— Конечно, у нас есть точные карты, на яхте есть штурман, который отвечает за навигацию, за курс. Следит за скалами, глубинами. Тем не менее, всегда есть риск. Человек, который принимает решение, это рулевой, то есть я. Когда вы на руле и происходит беда, столкновение, ответственны только вы. Это как на ралли. Ко-пилот тебе говорит: «Крути направо», а там яма — это ваша ошибка. Вы за рулем.
Richard Mille RM 60–01 с обратным отсчетом секунд и «летящей» секундной стрелкой — не просто часы, а настоящий бортовой компьютер яхтсмена
Фото: Richard Mille
Richard Mille RM 60–01 с обратным отсчетом секунд и «летящей» секундной стрелкой — не просто часы, а настоящий бортовой компьютер яхтсмена
Фото: Richard Mille
— Вы ведь участвовали и в автомобильных гонках, к примеру, в монакском Grand Prix Historique. Что для вас интереснее?
— Я обожаю автомобили, но паруса я люблю больше, да и больше ими занимался.
— А какие яхты вам больше нравятся, старинные или современные?
— Даже на старинных яхтах устраивают настоящие гонки, не декоративные. И сейчас, и сто лет назад яхты создавались с одной и той же целью: быть самыми быстрыми, выигрывать. Но, конечно, они умеют не все, на что способны современные суда. Сейчас я могу справляться с современными яхтами, очень быстрыми, очень трудными в управлении.
— Для вас в часах важнее техника или дизайн?
— Скорее дизайн. Сначала я не очень разбирался в механике. Мой отец коллекционировал часы, и я тоже вырос с этой страстью. В детстве, как вы понимаете, мне не давали играть с турбийонами. Благодаря Ришару Милю я стал больше интересоваться механизмами и материалами часов. Часы — это целый мир, как и яхты.
— Носите ли вы часы во время гонки?
— Обязательно. Все на лодке носят часы. Когда держишь штурвал, не станешь лезть за телефоном, чтобы посмотреть время. В каких бы гонках вы ни участвовали — в коротких, на двадцать пять минут или час, или многодневных,— все связано со временем. Старт отсчитывается по минутам. Мы следуем флагам, которые будут подниматься на судейском катере. Десять минут до старта, затем у вас есть шесть минут, четыре минуты, после этого каждая минута считается, потому что вы должны пересечь линию точно в нужный момент. А когда вы находитесь в долгой гонке, есть четырехчасовые вахты и получасовые интервалы — «склянки».
— Чем вам нравятся RM 60–01?
Экипаж яхты Richard Mille во время регаты «Паруса Сен-Барта»
Фото: Richard Mille
Экипаж яхты Richard Mille во время регаты «Паруса Сен-Барта»
Фото: Richard Mille
— Это часы с автоматическим компасом, которые показывают не только время, но и ориентируют вас в зависимости от того, находитесь ли вы в Северном или Южном полушарии. В гонке не всегда легко пользоваться таким сложным прибором. Но, во всяком случае, это страховой полис. Если все откажет, выручат часы.
— Но ведь вы должны чувствовать время, даже не глядя на часы?
— В море час идет за два. Или минута растягивается на год. Или двадцать минут пролетают за секунду. Под парусами в гонке всякое бывает. Иногда за пять минут заканчивается жизнь.
— Этот спорт так опасен?
— К сожалению, да, каждый год случается множество аварий. Чаще обходится без смертей и увечий, и все же это опасный спорт. Одна авария была сегодня, две яхты столкнулись на полном ходу. А если в море вы упадете за борт, не факт, что вас смогут когда-нибудь найти.
— Я знаю, что в море погиб ваш отец. Как же вам разрешили заниматься таким опасным спортом?
— Ну, я уже большой. Хотя, думаю, мама была не очень-то довольна моим участием в некоторых гонках.
— Научите ли вы плавать под парусами ваших сыновей?
— Да, конечно, если им захочется. Заставлять мы их не будем. Если это им нравится, я сделаю все, чтобы им помочь.