дети/музыкальная школа
Начался учебный год — а это значит, что у родителей, отдавших детей в музыкальные школы, возник повод для постоянной головной боли. Наш музыкальный обозреватель ЕЛЕНА ЧЕРЕМНЫХ убеждена, что пытку музыкальной школой выдержат только те родители, чью любовь к ребенку не поколеблют ни претензии педагога по специальности, ни двойки по сольфеджио.
Поступление в музыкальную школу для всех без исключения детей — событие, поначалу смахивающее на покупку нового велосипеда. Разница только в том, что вместо великов на почетное место в доме устанавливаются новые пианино. Или малюсенькие футляры со скрипочками. Или чемоданчики с флейтами и кларнетами. И все это в жизни ребенка претендует на роль его самой первой и самой "взрослой" собственности.
Собственность эта замечательна. К ней не просто можно прикасаться — гладить, нюхать, приучая себя к сознанию: это мой собственный инструмент. Ее надо еще и осваивать. Надо пережить разочарование от писка, изданного неловким прикосновением смычка к струне. Или справляться с беззвучием кларнетной трости: дуешь-дуешь в нее, а звук не идет. Все это вроде бы нормально и даже весело. Но отчего-то наши дети, отданные "на музыку", перестают быть прежними. Под конец первого года обучения в ДМШ подавляющее большинство учеников смотрит на жизнь глазами каторжника, загнанного родительскими амбициями и требованиями преподавателей в темный угол. Этот первый год обычно и решает музыкальное будущее ребенка. Не удивляйтесь, если музыку он сперва возненавидит.
"Почему ты смеешься? Детство кончилось!"
Такую фразу сказала моему шестилетнему сыну ведущий педагог фортепиано в одной из спецшкол Москвы. Туда мы хотели поступать и потому брали частные уроки. Так вот после фразы в спецшколу мы больше не пошли. Потому что не хотелось мне, чтобы детство сына кончилось прямо на пороге этого заведения.
Проблема в том, что либерализм в нашу систему музыкального обучения еще не проник. Почему-то считают правильным говорить с ребенком по-взрослому, требуют его включенности в предмет с первой и до сорок пятой минуты урока. Хотя возможно ли такое с пяти-шестилетними людьми?
В этом смысле музыкальная школа — то, что преподносит детям первые уроки бессердечия. А это — опыт первых разочарований в музыке. Отсюда совет: выбирайте не педагога, а человека, который полюбил бы вашего конкретного моцартика.
"Я не материал, у меня есть сердце и душа"
Когда я поступала в ДМШ, мне было шесть лет, у меня не было фортепиано, я не знала нотной грамоты, зато играла на своем игрушечном рояльчике песни Эдиты Пьехи. Одним пальцем. Сейчас таких навыков для поступления, скажем, в музыкальную школу при Мерзляковском училище недостаточно. Чтобы поступить туда, надо надрессировать ребенка так, чтобы на прослушивании у него от зубов отскакивали двухручные пьесы средней сложности и чтобы техника пробуждала в педагоге инстинкт на "будущего лауреата". Ведь только от прослушивателя зависит, возьмут ли ребенка в престижную школу.
По негласному рейтингу престижных московских школ, самым большим спросом пользуются сейчас не две спецшколы — ЦМШ при консерватории и Гнесинская школа-десятилетка, а Мерзляковская ДМШ и Прокофьевская школа. Объяснение простое. Спецшколы, практикующие совместное обучение по музыкальным и общеобразовательным предметам, фактически определяют безальтернативное музыкальное будущее ребенка. Тогда как "именные" ДМШ — Мерзляковская, Прокофьевская, Бетховенская и т. п. на это не претендуют. Но если ребенок продолжит музыкальное обучение, "имя" школы окажется ему в помощь.
Само собой, у выпускников двух Гнесинок (десяти- и семилетки) или, скажем, Мерзляковки больше шансов попасть на училищную ступень той же Гнесинки или Мерзляковки, чем у других детей. Поэтому контингент тут отцеживают по возможности с самого начала — с подготовительных групп.
Способы отцеживания разные. Главный и основной, разумеется, при наличии музыкального слуха,— по возрасту. На фортепиано и скрипку престижные школы сейчас берут только пятилетних. А "старичков"-шестилеток уговаривают на предметы поплоше — на духовые, народные или ударные. Вести нормально играющего на рояле семилетнего дитятю в ту же Мерзляковку — потратить время впустую. Да еще и подавиться слезами, как я давилась, показывая сына после подготовительного класса скромной Танеевской школы мерзляковскому прослушивателю.
Прослушиватель опоздал минут на десять. Не очень-то и знакомился — сразу пожелал выслушать не игранные нами месяц "Ригодон" и "Этюд" Черни. Я-то знаю, что парень мой, месяц не игравши, выкладывается сейчас не на шутку. А рыхлый дядя в итоге выдает диагноз: "Ну что, материал хороший, только у нас такого пруд-пруди, к нам, знаете ли, со всей страны везут, да не таких вот улыбчивых мальчиков, а без пяти минут лауреатов". И тут же имя лауреата называет. А я в ответ: "Так вы, выходит, шлифуете результаты других педагогов". А он: "Да, шлифуем, зато лауреатов делаем". А я: "А если у человека слух абсолютный и пальцы прекрасные, куда ж его?" — "Хотите, позвоните мне, я вас к одному педагогу в Прокофьевскую школу направлю". Не позвонила. Потому что Васька мой, глядя, как я на улице утираю слезы, взял и поставил меня на место: "Мам, ты лучше забудь этого человека. Он про меня что ли 'материал' говорил? — Сам он материал. А у меня душа и сердце есть".
"Я бы это пианино в щепу разбил"
Уроки музыки ужасны и тем, как к ним детей готовят дома. Пример из собственного опыта: между утренним кормлением младшего сына и выходом на работу у меня сорок минут, за которые планирую позаниматься со старшим сыном-первоклашкой фортепиано, а если повезет, и сольфеджио. Не везет. Беру себя в руки и держусь минут десять. Остается полчаса. Дело на нуле: парень заговаривает мне зубы в явной надежде потянуть кота за хвост, а там маме на работу бежать надо. Ругаемся, плачем, сын в углу, я в ярости. Полезного музыке времени в тот день оказалось всего минут десять. Два такта мы выучили. Но весь день мне было гадко от того, как беспощадно примерила мальчишку к своему жизненному ритму. А он оказался великодушным: наслушался маминого ора, постоял в углу да сам же еще и прощения попросил. Ужасно, но, вынуждая детей к "боевой готовности номер один", родители порой не понимают, как рискуют перестать быть тем, чем должны,— верными друзьями. Даже в таком неприятном деле, как занятия музыкой.
Обычный принцип многих родителей — это солидарность с педагогом ДМШ. Если педагог хвалит — ты молодец. Если поругал — подлец. "Как же,— дуются родители,— мы ему инструмент отгрохали, бабушек-дедушек и себя даже в провожатые налаживаем, а он, мерзавец, баклуши бьет". Примерно это истерически выкрикнула однажды мама моего ученика, в присутствии которой я неосторожно попеняла парню на плохое поведение. Если б я знала, в какие полные слез глаза мне придется посмотреть. Хотя зачем ребенку, и так уже пострадавшему от преподавательских упреков, такие сцены. Чтобы учитель подумал, что родители с ним заодно?
И невдомек родителям, на что способны учителя, ободренные родительской покорностью. Могут и программу поменять за неделю до экзамена — почему бы не поменять, если родители расшибутся, но все за неделю выучат. Еще могут откладывать сроки экзамена. Вот вы накрахмалили рубашку, нарядили в нее экзаменуемого, попутно нашпиговав его всяческими советами, а он возвращается из школы и разводит руками: экзамен перенесли на два дня. Через два дня — то же самое. Еще через два дня экзамен, наконец, состоялся, да только ребенок на нем "почему-то ничего сыграть не смог". И как объяснить педагогу, что нельзя из шести-семилетних музыкантов выпускать пар вхолостую. Мой сын однажды сказанул учителю фортепиано: "Я бы это фортепиано в щепу разбил". Да и я в его возрасте говорила то же самое.
Впрочем, сказать — одно, а сделать — другое. Так что будьте готовы к самым горьким словам детей о музыке и инструментах, о совершенно не интересующих их симфонических концертах, о скучных музлитературах и противных сольфеджио, о дурацкой "Сонатине" Бетховена и мерзких этюдах Черни-Гермера. Готовьтесь к упрекам за то, что "все гуляют, а я занимаюсь". Меняйте учителей, которые не нравятся, и расписания, если они неудобны. Но не спешите забрать детей из ДМШ насовсем: когда они вырастут — этого вам точно не простят.