Мода на балет

Мария Сидельникова о сценических костюмах Dior

«Почему вы так редко создаете костюмы для сцены или для кино? Почему мы не видим вашего имени на афишах?» — донимали журналисты своими расспросами Кристиана Диора. Он ответил сразу всем в своих мемуарах «Кристиан Диор и я». Признался, что, за исключением великих спектаклей, недолюбливает театр, а вместе с ним кабаре и кино и еще меньше его интересуют книги (романы Бальзака и литература по истории и археологии не в счет). Истинной страстью великого модельера всю жизнь были карты — канаста и бридж, за игрой он проводил долгие часы. «Говорю честно, хотя знаю, что это не слишком интеллектуальное занятие»,— написал он.

О коллекции Gem Dior

Смотреть

Мария Грация Кьюри с труппой спектакля «Белая ночь»

Мария Грация Кьюри с труппой спектакля «Белая ночь»

Фото: © Julien Benhamou

Мария Грация Кьюри с труппой спектакля «Белая ночь»

Фото: © Julien Benhamou

Но Париж 40-х годов обязывал следить за художественной жизнью: эффект «Русских сезонов» все еще давал о себе знать, хотя прошло уже столько лет cо смерти Дягилева, и в ближайшем окружении Диора все ставили спектакли, писали музыку, рисовали декорации и костюмы, поэтому и он время от времени принимал-таки предложения. Правда, без особого удовольствия, потому что был уверен: эстетика костюмера в корне отличается от эстетики кутюрье. Чем именно? Кристиан Диор объясняет это на примере работы над несохранившимся балетом «Treize danses» («13 танцев»). Его уговорили друзья — деятельный антрепренер Борис Кохно и художник Кристиан Берар, больше известный как Бебе (Малыш); хореографом выступил Ролан Пети; премьера cостоялась в Театре Елисейских Полей в 1947 году, вскоре после открытия дома Dior на авеню Монтень, в двух шагах от театра, где собирался модный Париж. Все составляющие успеха, казалось бы, на местах, но, вспоминая о «13 танцах», Диор напишет: «кошмар». «Мы заканчивали костюмы в последний момент — что-то пришивали прямо на спине танцовщиц, хотя они уже одной ногой были на сцене...— сетует кутюрье и выше замечает: — Закулисная неразбериха требует импровизаций, нужно сделать "примерно", пренебречь точностью во имя сценического эффекта, а это не в моем характере».

И не в характере нынешнего арт-директора женских коллекций Dior Марии Грации Кьюри. О ее перфекционизме говорят все, кто хотя бы раз сталкивался с ней по работе,— от закройщиц до моделей. И случись ей рассказать Кристиану Диору, как сегодня организован процесс костюмного производства и какую важную роль в нем играет дом моды Dior, он точно променял бы канасту на балет. Первым па Марии Грации Кьюри навстречу танцу стала коллекция pret-a-porter весна-лето 2019 года, она посвятила ее красоте тела в движении. Своими музами дизайнер выбрала великих танцовщиц, хореографов и реформаторов танцтеатра XX века — Лои Фуллер, Айседору Дункан, Марту Грэм, Пину Бауш. А на постановку дефиле на парижском ипподроме Longchamp пригласила одну из самых ярких и смелых современных хореографов, израильтянку Шарон Эяль, которая вживила показ в пластическое тело спектакля без единого шва. Это был образцовый синтез моды и танца. И главным воплощением этого единения стала сама коллекция. Мария Грация Кьюри почувствовала и перевела на язык pret-a-porter саму суть балетного костюма, репетиционного и сценического, с его потребностью одновременно к контролю и свободе, страстью к многослойности, к многотелесности, когда физическое тело затянуто в тягучую лайкру, а метафорическое парит в танце в складках струящихся тканей и воздушных тюлей. Из-под просторных платьев-туник дискретно выглядывали бретельки топов-купальников, из-под шопеновских пачек-юбок — сетчатые трико, а простые и невероятно чувственные хитоны балетных телесных оттенков так и просились на сцену.

И сцена не заставила себя долго ждать. В конце марта в Римской опере состоялась премьера балета «Nuit Blanche» («Белая ночь») в постановке молодого французского хореографа Себастьяна Берто на музыку американского минималиста Филиппа Гласса, а дизайнером костюмов выступила Мария Грация Кьюри. Костюмов шестнадцать, по числу артистов: двое солистов (директор балета Римской оперы, парижская этуаль Элеонора Аббаньято и солист Штутгартского балета Фридеман Фогель) и кордебалет. Сквозной мотив балета — цветок, исторический мотив дома Dior, который любовно взращивал на протяжении всей своей жизни сам Кристиан Диор. С первой коллекции «Corolle» (1947) женщину он видел исключительно прекрасным цветком: то хрупким ландышем, то статным тюльпаном, но чаще — роскошной, цветущей розой из сада в доме в Гранвиле, где прошло его детство. И если в первой кутюрной коллекции Марии Грации Кьюри для Dior цветочная тема выглядела оммажем наследию, то в балете «Белая ночь» она обросла многозначными иносказаниями. Здесь это не цветущая клумба, но гербарий, хрупкая память, застывшее время, случайное воспоминание, выскользнувшее из книги. И дизайнер здорово визуализирует этот образ, пряча шелковые лепестки — выцветшие, блеклые, почти слившиеся с кожей — под слои тюля, из которого сшиты комбинезоны. Костюмы кордебалета выдержаны в темной палитре, солистов, напротив, в светлой. На Аббаньято — невесомое платье молочного цвета с розовыми и нежно-зелеными перламутровыми цветами, на Фогеле — прозрачное трико, и создается ощущение, что его тело — та самая страница из книги с забытым, засохшим гербарием. О чем говорит этот тайный язык символов? О временном и вечном, земном и небесном, мужском и женском, поэзии и прозе, Париже и Риме — в трактовках создатели балета нас не ограничивают.

Мария Сидельникова

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...