Большой фестиваль Российского национального оркестра (РНО) открылся в зале Чайковского музыкой Скрябина и Сен-Санса с участием РНО, Михаила Плетнева и виолончелиста-звезды Миши Майского. В качестве увертюры к программе концерта и фестиваля была выбрана «Пляска смерти» Сен-Санса. Рассказывает Юлия Бедерова.
Миша Майский с изрядной виртуозностью лепил блестящий образ Первого виолончельного концерта вместе с РНО под управлением Михаила Плетнева
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
Миша Майский с изрядной виртуозностью лепил блестящий образ Первого виолончельного концерта вместе с РНО под управлением Михаила Плетнева
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
Есть что-то неожиданное и необыкновенно изящное в выборе первой концертной пьесы для первого концерта новой сессии Большого фестиваля РНО — одного из самых примечательных событий филармонического сезона. Плетневский фестиваль, как его принято называть, всегда стартует так, как будто задает сезону уровень и настроение: на этот раз оно кажется парадоксально светлым («Пляска смерти» в исполнении Плетнева с РНО — хрустально ясная и грациозно нежная музыка) и, возможно, чуть ироничным. Так или иначе, без тени кокетства и развязности, прилипших к популярной пьесе, в замедленном членораздельном темпе оркестр как будто в церемониальном менуэте преподносил виртуозную музыку во всех подробностях, линиях, соло, тембровых ракурсах. И в этой грации слышалось все больше печали, пока перед кодой не разверзлась фирменная плетневская пауза-провал и финальными нотами, обычно застывающими в эффектной фривольной позе, дирижер как будто едва не пригвоздил кого-то.
Дальше концерт пошел своим чередом, как будто ничего и не было: Миша Майский с изрядной виртуозностью лепил блестящий образ Первого виолончельного концерта, и РНО в любимом жанре аккомпанемента был безупречен — и корректен, и небледен. Кроме того, кажется, мало кто вообще сейчас в России может без слез играть грозящего расхожим драматизмом и записным лиризмом Сен-Санса как умеренную в пафосе и точную в движениях рафинированную музыку.
Умеренность и даже не столько аккуратность, сколько подчеркнутая членораздельность были вторым именем всей программы, но Скрябину повезло в особенности. Эйфорические видения, звуковые возмущения превратились у Плетнева чуть ли не в роман воспитания, вся оркестровая ткань стала крепкой и прозрачной, хотя и слегка размытой вокальной дикцией, драматургия — жесткой, с будто намеренными резкими швами. С пышным вокальным финалом на манер фрески, где поется по-танеевски фугированный гимн «Слава искусству» («Придите, все народы мира, искусству славу воспоем!» — предельно компактные, ницшеанские стихи финала Скрябин сочинил сам), все это стало историей о том, как из россыпи отголосков Вагнера, Мендельсона, Бетховена и Малера вывести нечто абсолютно уникально дисциплинированное.
Симфония звучала ностальгически — Плетнев играет ее не впервые, она звучит событием и без него не появляется в концертном расписании совсем. И то сказать, кто еще так же настойчиво, как Скрябин в финале (здесь голосами Юрловской капеллы, Полины Шамаевой и Юрия Ростоцкого), будет талдычить одно и то же, что можно сформулировать примерно как «смерть неизбежна, искусство вечно».
В следующих программах Большого фестиваля РНО ностальгические ноты еще прозвучат. Вслед за сегодняшней программой Юлии Лежневой (выбраны Мендельсон, Шуберт, Моцарт, Россини и к ним «Adagietto» Малера) и привычным джазовым вояжем фестиваля (21 сентября с Игорем Бутманом) будет снова исполняться полная версия музыки к «Перу Гюнту» Грига (30 сентября) в литературной редакции Алексея Бруни — РНО играл ее в 2009 году, и она была потрясением и сенсацией. К ностальгическому дню рождения Шостаковича 25 сентября РНО добавит непарадных красок — симфонию «1905 год» и «Десять поэм на стихи революционных поэтов». А 4 октября закруглит фестивальное расписание концертом с Люка Дебаргом, тоже не без Шостаковича: исполняться будет редкий на московских сценах Первый фортепианный концерт с трубой (Владислав Лаврик) и струнным оркестром.