Михаил Федотов, председатель Совета при президенте Российской Федерации по развитию гражданского общества и правам человека
Фото: Глеб Щелкунов, Коммерсантъ / купить фото
Почему я об этом вспомнил сейчас? Потому, что уже почти 75 лет прошло с победной весны 1945 года, а все еще остаются миллионы пропавших без вести и многие тысячи воинских захоронений, где на могильных плитах вместо имени и фамилии написано: «неизвестный солдат». За какие грехи они обречены покоиться в безымянных могилах, будучи лишенными права на память? Они погибли в боях, умерли от ран и болезней в госпиталях, утонули в болотах, подорвались на минах... Мне кажется несправедливым и недостойным лишать их права на память. У нас есть все основания подумать о том, как определить и закрепить право на сохранение памяти обо всех, кто погиб, защищая отечество. Конечно, это в равной степени касается и жертв политических репрессий, массовые захоронения которых разбросаны по всей нашей стране во множестве.
Помнить о погибших надо поименно, персонально о каждом. Разумеется, невозможно ставить вопрос о том, чтобы идентифицировать останки всех, кто покоится в безымянных солдатских могилах. Но в тех случаях, когда по тем или иным причинам проводится эксгумация останков погибших воинов или жертв политических репрессий, надо обязательно сохранять образцы генетического материала. Так постепенно мы сможем создать специализированную базу данных, к которой смогут обратиться те, кто хочет найти своих близких, пропавших или погибших на войне, сгинувших в мясорубке репрессий. Если мы сможем внести такие изменения в наше законодательство, то это позволит вернуть погибшим право на имя, а значит, и право на память. В свою очередь, точная локализация захоронений позволит родственникам не абстрактно, а вполне конкретно отдать им долг памяти. Право на память важно не только для живых. Но и для тех, кого уже с нами нет.
И еще один аспект проблемы. Нам надо, наконец, решить вопрос о статусе пропавших без вести в той войне. Конечно, из их числа надо исключить тех, о ком доподлинно известно, что они перешли на сторону врага или остались в живых и после войны осели, скажем, в Бразилии. Это сделать сложно, но можно. Но если человек пропал без вести в ходе боя или умер в плену, то надо признать его погибшим.
Мне кажется, что к 75-летию Победы мы просто обязаны серьезно продвинуться в решении вопроса о возвращении права на память. И для истории, и для своей совести, и для наших потомков. Тем более что наше законодательство располагает правовыми механизмами признания погибшими людей, пропавших без вести. Это будет не последней точкой, но началом очередного этапа большой работы по возвращению права на память.