В Институте имени Генри Мура в британском городе Лидсе открылась выставка "Sculptura Lingua Morta". Мертвым языком объявлена итальянская скульптура 1930-1940-х годов, то есть фашистской эпохи.
Большой тоталитарный стиль давно имеет множество поклонников. Но если мы давно и открыто признаемся в нежной любви к сталинским высоткам, монументальным скульптурам и галлюцинаторному парадизу ВДНХ, то наследники европейских тоталитарных режимов опасаются слишком явно демонстрировать свой интерес к эстетическому наследию фашистских режимов. Достаточно вспомнить о том, что опасно суггестивные в своем блистательном профессионализме агитшедевры Лени Рифеншталь до сих пор если и демонстрируются публично, то с большими предосторожностями.
В этом смысле искусство итальянского фашизма всегда казалось как-то более безобидным, нежели наследие Третьего рейха. Даже прогрессивные итальянские режиссеры вроде Федерико Феллини предпочитали свой фашизм не обличать, а вышучивать, задним числом превращая его в нечто едва ли не уютно-домашнее. Достаточно вспомнить гротескный и почти трогательный образ Италии 1930-х в "Амаркорде".
Устраивая свою экспозицию скульптуры итальянского фашизма, англичане из Института Генри Мура выбрали другой ход: они представили тоталитарный стиль как нечто заведомо обреченное и эту собственную обреченность осознающее. Само название выставки — "Sculptura Lingua Morta" ("Скульптура как мертвый язык") — заимствовано у итальянского скульптора Артуро Мартини, озаглавившего так свое эссе, написанное в 1945 году, в момент окончательного краха фашистской утопии. В этом тексте Артуро Мартини писал, что скульптура обречена, поскольку она была предназначена исключительно для монументально-церемониальных целей, и теперь, когда нуждающийся в собственном увековечении и прославлении строй уходит в небытие, скульптура превращается в мертвый язык наподобие классической латыни и древнегреческого.
В выставке в Лидсе доминируют античные реминисценции. На фоне стен, раскрашенных голубой, терракотовой и золотой краской, высятся статуи атлетов и триумфаторов. Огромный "Боксер" Романо Романелли величаво сидит на полу, упиваясь только что одержанной победой. А рядом еще только готовятся к бою два "Боксера" поменьше, изваянные Марино Марини. В этом гимнасии даже "Лыжники" Эудженио Барони изваяны обнаженными, как и полагается античным атлетам. Сразу три "Давида" — Венанцо Крочети, Джакомо Мандзу и Мирко Басальделла — воплощают аллегорию победы. Лавровые венки триумфаторов украшают головы всадников, символизирующих славу новой итальянской империи. Мерцает позолоченной бронзой "Конь" Марино Марини. Вполне античными, несмотря на одежды по моде 1930-х годов, выглядят и гипсовые "Аллегории искусства" Фаусто Мелотти.
Многие из действительно монументальных творений муссолиниевской скульптуры были разрушены — так произошло со статуями, созданными для биеннале и триеннале в Милане, Венеции и Риме, уничтоженными после выставок. Но и уцелевшие реликты фашистской утопии выглядят по-античному торжественными и элегическими, ведь еще официальный архитектор гитлеровской Германии Альберт Шпеер говорил, что здания должны строиться таким образом, чтобы даже их руины выглядели величественно.
После падения фашистского режима многие итальянские скульпторы отказались от неоклассического стиля и обратились к модернистскому языку. Даже "Гибель Сапфо", созданная Альберто Мартини в 1940 году и выставленная в последнем зале экспозиции в Лидсе,— почти абстрактное произведение. На первый взгляд это просто бесформенная глыба бронзы, и, только присмотревшись, можно различить условную человеческую фигуру, свернувшуюся в позе зародыша. Тело Сапфо слово бы сплавилось со скалой, о которую она разбилась, покончив жизнь самоубийством. Гибель скульптуры здесь — не монументальные руины, над которыми не властно время, но возвращение в изначальную бесформенность косной материи.
ИРИНА Ъ-КУЛИК