Биеннале для политически грамотных

В Любляне проходит 33-я Биеннале графического искусства. В этом году Люблянская биеннале сделана под девизом «Шуточки в наручниках» («Vice v lisice / Crack Up — Crack Down»): почти непереводимая игра слов, намекающая на подрывную политическую силу смеха, выдает почерк кураторов — полиглотов-остроумцев Slavs And Tatars

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Видео «Всеслышащий» снято в Каире — столица Египта будто бы признана мировым лидером по уровню шумового загрязнения: шейхи в двух каирских мечетях посвятили этой проблеме свои пятничные проповеди — теперь их речи разносятся по каирским улицам, благо у каждой порядочной мечети есть громкоговорители, транслирующие слова проповедников городу и миру, и эти благородные призывы к умиротворяющей тишине звучат в унисон с громогласной речовкой некоего арабского рэпера, который совсем изнемог от звукового насилия и неумолчно убеждает всех и каждого заткнуться хотя бы на секунду. Видео показывают в комнате, освещенной разноцветными лучиками дискотечных стробоскопов, так что оглушенный зритель начинает — прямо по Кандинскому — и видеть звук, и слышать цвет. Зато в следующем зале в полной тишине он может ознакомиться с собранием «Спорных произношений»: парные палатографические фотослепки, фиксирующие точное место контакта языка с нёбом и тем самым свидетельствующие, какой именно звук был произнесен, иллюстрируют коллекцию судебных и дипломатических анекдотов из жизни, где ослышки и неверно понятые акценты тех, для кого английский не является родным, привели к печальным последствиям. Работы Лоуренса Абу Хамдана — последнее, что ожидаешь увидеть в Любляне: не потому, что британско-ливанский художник — редкий гость всяческих биеннале, как раз напротив, но потому, что он вообще-то работает со звуком, а Люблянская биеннале — графическая. Однако его звуковые ловушки и парадоксы с политическим подтекстом, говорящие о неизбежной двусмысленности любого прямого высказывания, идеально отвечают тому расширенному пониманию графики, какое предлагает художественный дуэт Slavs And Tatars.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Похоже, что по количеству всевозможных биеннале, триеннале и арт-симпозиумов Социалистическая Федеративная Республика Югославия уверенно опережала все остальное прогрессивное человечество, демонстрируя свою передовую — в пику странам восточного блока — культурную политику. До наших дней из этого богатого институционального наследия СФРЮ дожили лишь несколько фестивалей, проходивших в Словении, и Биеннале графического искусства в Любляне, учрежденная в 1955-м, в один год с кассельской Documenta и четырьмя годами позже биеннале в Сан-Паулу, считается одной из старейших в мире. Но этот ветеранский статус никак не дает о себе знать — разве что в залах штаб-квартиры биеннале, Международного центра графических искусств в парке Тиволи (MGLC), можно найти архивные разделы, подтверждающие историческую древность мероприятия. В MGLC располагается самая большая часть выставки, остальные разбросаны по галереям, выставочным залам, музеям и библиотекам в городе, равно как и образовательная программа «Метаболического музея-университета» (в ней был задействован Илья Федотов-Федоров — единственный российский участник биеннале, даром что Slavs And Tatars считаются старыми друзьями России и русского языка). И все это сделано без венецианско-кассельского пафоса, выглядит по-студенчески, просто и демократично, выставочные площадки можно опознать по эмблеме биеннале — разноцветным колючим ежам, отсылающим к названию одного словенского сатирического журнала начала прошлого века. Демократичность и сатира — принципиальные моменты в кураторской концепции Slavs And Tatars.

Как и все международные художественные форумы родом из 1950-х, Люблянская биеннале графики была заряжена идеями послевоенной утопии преодоления границ и всемирного братства народов и — благодаря своему выгодному геополитическому положению — мыслила себя полем свободного диалога между коммунистическим Востоком, капиталистическим Западом и странами третьего мира (что было особенно важно, если учесть роль товарища Тито в истории Движения неприсоединения). С самого начала под графикой в Любляне понимались прежде всего ее печатные формы — плакат, листовка, книжная и журнальная иллюстрация, комикс, карикатура... Демократические, популярные и популистские формы, что служат любимыми орудиями пропаганды, агитации и партизанской борьбы, особенно успешными, когда принимают облик политической сатиры. К тому же детство биеннале пришлось на триумф поп-арта, который изгнал из искусства мифологию рисунка со всеми ее языческими идолами вроде уникальности почерка творца и учредил взамен культ технической воспроизводимости, тиража и шелкографии, заставив весь мир преклонить колени перед иконостасом разноцветных «Мэрилин». А юность совпала с эпохой семиотически подкованного концептуального искусства, скептически настроенного по отношению к образам и знакам,— при входе на выставку в MGLC нас встречает классическая работа венгерского концептуалиста Эндре Тота, философско-лингвистические «Десять вопросов», отсылающие к этой биеннальной юности (графика Эндре Тота выставлена также в подвалах Национальной и университетской библиотеки, шедевра Йоже Плечника).

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Подобно своему любимому фольклорному герою молле Насреддину, сидящему на ослике задом наперед и движущемуся в будущее лицом к прошлому, Slavs And Tatars собирают все исторические смыслы, которые Любляна вкладывала в понятие «графика», чтобы задаться вопросом, чем может быть сегодня, когда даже самые прямые высказывания кажутся двусмысленностями, недоговорками или оговорками, сатира. «Возможно, это настоящая чашка Петри в мире бактерий постправды»,— сказано в кураторском манифесте. И, чтобы не ограничивать художника листом бумаги, Slavs And Tatars предлагают трактовать графику не как медиум, а как образ мысли и действия. Так что образчиками сатирической графики оказываются не только веселые гомоэротические картинки в традиционной китайской технике вырезания из бумаги цзяньчжи, сделанные китайским художником-самоучкой, скрывающимся под псевдонимом Сияде («Сибирская бабочка»), в те годы, когда однополые связи в Китае были законодательно запрещены, но и объекты на грани дизайна и концептуального искусства, перформативное видео и инсталляции.

Например, инсталляция «Рынок» украинки Жанны Кадыровой, разместившаяся в галерее на старинном Рыбном рынке: огромный прилавок-обманка с керамическими кусками лосося, осетра и устрицами кажется фрагментом какой-то гигантской монументальной мозаики, осыпавшейся со стены советского административного здания и буквально ставшей искусством, которое принадлежит народу, поскольку все здесь можно купить — на вес. Или же инсталляция аргентинца Пабло Бронштейна «Декоративная схема Плечника, смешивающая некоторые архитектурные черты интерьера и экстерьера»: один из залов MGLC обклеен обоями, в которых перемешаны плечниковские элементы декора фасадов и внутреннего убранства, при этом в комнате, словно на улице, дует ветерок, нагнетаемый вентилятором, так что зритель зависает между «внутри» и «снаружи». И, оглядывая это фантасмагорическое пространство, не может не отметить, что и сам чудотворный строитель Любляны Йоже Плечник, избегая четких определений, зависает между национальным романтизмом, функционализмом и тоталитарным стилем.

Выйти из полноэкранного режима

Развернуть на весь экран

Здесь вспоминается одна из самых громких диверсий Neue Slowenische Kunst, вошедшая в анналы под именем «плакатной аферы»: в 1987-м дизайнерская фракция NSK послала на всеюгославский конкурс плакатов ко Дню молодежи нацистскую агитку, лишь незначительно подправленную элементами плечниковского дизайна, и победила — жюри сочло, что работа люблянских художников выражает «высочайшие идеалы югославского государства». Отдельным членам NSK эта форма политической сатиры стоила здоровья, потерянного в тюремных застенках, но всему движению в целом принесла заслуженную славу. Пародийно-политический проект британского активиста Хамии Ахсана «Референдум по вопросу Аспергистана» вырос из личной истории борьбы за свободу брата, журналиста, переводчика и активиста, страдающего синдромом Аспергера, которого по подозрению в экстремизме едва не выдали в США. Отчасти он напоминает об утопическом государстве NSK, но все же эта работа лежит скорее в плоскости политики, нежели искусства, как и артистические акции немецкой группы «Центр политической красоты» или немецкого тележурналиста Яна Бемермана. Впрочем, во времена, когда любые прямые высказывания находятся под подозрением, довольно сложно провести границу между искусством и политикой.

Двусмысленности, ослышки, оговорки, умышленное или искреннее недопонимание — вот свойства новой сатирической «графики» эпохи постправды. Одной из самых остроумных работ на биеннале оказывается нарезка из комедийного телешоу 1980-х «Top lista nadrealista», югославского аналога «Монти Пайтона»: ведущие ломают комедию, выступая в роли переводчиков с сербского на хорватский, а с хорватского на боснийский — и, не зная ни одного из этих языков, мы умираем от смеха, слыша, что все произнесенное не нуждается ни в каком переводе. Шоу выходило до 1991 года — потом шутить на эти темы стало неловко.

Любляна, до 29 сентября