В эпопее с трагическим пожаром главной достопримечательности Парижа начинается самое интересное — восстановление здания с почти тысячелетней историей. Кому это доверить и где в современной Франции взять столько знатоков средневековых ремесел, без которых собор не восстановить?
Четыре месяца после пожара: главный собор Парижа на операционном столе
Фото: Reuters
Четыре месяца после пожара: главный собор Парижа на операционном столе
Фото: Reuters
Последний бурный всплеск интереса к Нотр-Даму был еще в начале июня, когда французский парламент принял специально реставрационный закон, посвященный парижской достопримечательности (подробнее см. «Огонек», № 19 за 2019 год). Эта законодательная мера вызвала одобрение далеко не у всех, и прежде всего самим фактом своего существования. Зачем, в самом деле, принимать еще один закон, раз уже существуют меры по спасению памятников и международные конвенции, в том числе Венецианская хартия, если не чтобы их обойти?
Мало кому понравился и пятилетний срок реставрации, предложенный президентом Эмманюэлем Макроном. К чему спешить? Точнее так, понятно, что через пять лет в Париже пройдут Олимпийские игры и реставрацию «гонят» под них. Но непонятно, зачем это делать.
Собор существовал почти тысячу лет, а Олимпиады приходят и уходят. В общем, французы не хотят спешки. Многие так и высказываются: строили на века, вот и реставрировать нужно тоже на века.
Правда, и тянуть, как выясняется, не рекомендуется. Париж взбудоражила информация, что остывшие частицы раскаленного свинца, который лился с крыши на протяжении всего пожара, по-прежнему отравляют воздух над островом Сите, где расположен Нотр-Дам. Первыми подняли тревогу еще по горячим следам экологи из ассоциации «Робин-Гуды»: они еще в апреле потребовали от мэрии опубликовать результаты замеров воздуха. Представитель городского агентства здравоохранения тогда разъяснил: мол, строительная площадка практически под «колпаком» и прохожим на Сите опасаться нечего — замеры воздуха опасности не выявили. Зато жителям кварталов вблизи Нотр-Дама действительно стоит побеспокоиться. Мельчайшая свинцовая пыль могла осесть внутри квартир, школ и детских садов (их в радиусе 500 метров от собора аж девять штук), и во дворе одной из школ эту пыль-таки выявили, после чего ее отмывали спецсредствами, а родителям рекомендовали сделать детям анализ крови на содержание свинца.
Фото: Reuters
Фото: Getty Images News
Как пишет газета Le Parisien, у 90 рабочих и жителей близлежащих районов такие анализы были взяты, и один показал превышение нормы. Речь о двухлетнем мальчике, чья семья живет в виду собора, и он обычно играл на открытой террасе. С тех пор замеры регулярно берутся на подошвах 150 строителей и на колесах машин, выезжающих со стройки, а также в квартирах соседних домов. По итогам мэрия утверждает, что все части собора, где обнаружено повышенное содержание свинца, плотно закрыты, и туристы могут спокойно гулять по окрестным мостам и набережным. Правда, замечает пресса, это та же самая мэрия, которая опубликовала информацию об обнаружении свинцовой пыли только под нажимом экологов и прессы.
Собор как образ жизни
Между тем в соборе идут работы. Правда, пока не реставрационные, а консервационные. Рабочие вывозят завалы камня и занимаются стабилизацией стен. Здание по-прежнему в «аварийном состоянии». Филипп Вильнев, главный архитектор собора (точнее сказать, главный архитектор службы охраны памятников — всего во Франции таких 39, но этот с 2013-го отвечает только за Нотр-Дам), подчеркивает: свод по-прежнему в опасности — может обрушиться. В период страшной жары, когда температура в Париже достигала 43 градусов, над собором целыми днями кружили вертолеты, ведя наблюдение за состоянием пострадавшей конструкции: резкие перепады температуры были опасны для не высохшего еще камня.
Филипп Вильнев также считает, что «президентский» срок — пять лет на реставрацию — вполне выполним, но только для основного здания, за это время невозможно восстановить ризницу, апсиды, трансепты (поперечные нефы) и витражи, не говоря уже о живописи и органах. Впрочем, и он признает: срок ударный. И если и возможно закончить основные работы за это время, то только благодаря энтузиазму и умению французских мастеров — «компаньонов». Так во Франции со Средних веков называют союзы подмастерьев — «компаньонажи», разделенные по цехам (специализация). Среди них есть булочники и повара, но есть и краснодеревщики, и каменщики. Встречаются и вполне современные профессии — механики и электротехники, котельных дел мастера, плиточники-облицовщики и кузовщики (конечно, бывшие каретники).
Каждый подмастерье должен совершить «тур де Франс», но речь, конечно, не о велосипедной гонке.
Ученики переходят от одного мастера к другому, из города в город, из провинции в провинцию, пока не завершат круг.
Когда мастера-компаньоны считают, что обучение закончено, подмастерье должен создать «дипломную работу», которая носит название «шедевр» (в буквальном переводе с французского — «главное дело»). В городе Тур есть музей компаньонажа, где выставлены многие такие шедевры — в прямом и переносном смысле.
А еще это образ жизни, и он тоже средневековый. Дело в том, что подмастерья, начиная свой «тур де Франс», подписываются на два года такого «бродячего» существования. Начинают они обычно очень рано, лет в 16–18, большей частью уже получив наряду со школьными знаниями рабочую профессию. Их день состоит наполовину из работы, наполовину из обучения — бесплатного. К слову, это обязывает: по получении звания мастера бывшие подмастерья также обязуются два года бесплатно обучать подмастерьев новых. И это не благотворительность — идея компаньонажей строится именно на передаче знаний и умений. Не будет этого, не будет и будущих мастеров, уверены мастера нынешние.
Фото: Reuters
Фото: Reuters
С самого начала смысл этого путешествия вокруг Франции заключался в совершенствовании, оттачивании умений. С этой целью в городах, которые славились высоким уровнем ремесла — Туре, Шартре, Париже, устраивались странноприимные дома. Новичкам подыскивали заработок, помогали устроиться, учили. Такие дома существуют и сейчас, но на тот случай, что кто-то из коллег или учеников постучит в дверь, мастера всегда держат и в своих домах лишнее спальное место. Причем делают они это не только по уставу, но и по зову сердца, компаньонаж — это действительно братство. Ведь кроме профессионального уровня кандидаты в компаньоны должны добиться того, чтобы их приняли в свой круг коллеги. А это значит, что помимо мастерства и таланта учитываются и характер, и преданность общему делу.
История компаньонажей вписана в камни многих городов и в первую очередь, конечно, Парижа. Дом компаньонажей находится на площади Сен-Жерве, на правом берегу Сены, в двух шагах от Нотр-Дама. Здесь, кстати, и во время пожара жили подмастерья, которые первыми прибежали к собору. От площади отходит улица Мортелери, это красивое название означает всего лишь цементный раствор, им пользовались строители собора. А Гревская площадь, известная нам по романам Дюма, переводится как площадь гравия. Она находится прямо на берегу Сены, напротив собора, здесь и добывали гравий для строительства. Так что к Нотр-Даму компаньонов ведут все пути, для них это здание исполнено еще большим смыслом, чем для всех остальных парижан и не парижан. На строительстве собора трудились их предшественники, а при работах, которые затягивались на десятилетия, возникали новые ремесла, новые умения. Многие подмастерья признавались, что, увидев пожар, первым делом подумали: «Пришел и наш час». Час показать, что старые ремесла могут пригодиться зданию, стоявшему у их рождения.
Братство невольных каменщиков
Всего компаньонажи объединяют около тридцати профессий. Одновременно со званием мастера, а в большинстве случаев и гораздо раньше подмастерья получают и госдиплом. Обычно ученичество рассчитано на молодежь до 22 лет, но и взрослые могут войти в «семью» компаньонов, для них существует вечернее обучение, более долгое. Семьей компаньоны называют себя сами: их ведь никто в подмастерья идти не неволил — сами такими родились. К слову, им и жить часто приходится вместе, старшие, как в семье, воспитывают чувство взаимопомощи и братства. Впрочем, состав компаньонажей очень молодой, с высоты соборов (и не только) открываются блестящие карьерные перспективы.
Вот лишь несколько примеров, которые я знаю. Орельен (он сейчас обучается редкому мастерству кровельщика соборов и работе с черепицей) рассказывает, что уже в 18 лет руководил стройкой — реставрировал церковную крышу в Германии. Путешествия, к слову, тоже привлекают в компаньонажи — ну какой еще институт может похвалиться тем, что посылает своих учеников уже через два года обучения на ответственные работы во Вьетнам, Китай, а то и в европейские страны? Вот Клеман, например, мастер кожевенных и седельных дел, в те же 18 уехал в «турне» по Азии, где его мастерство пригодилось… изготовителям современных моделей спортивных рюкзаков. Вообще, французские мастера-компаньоны ценятся во всем мире. Но они востребованы и у себя на родине, причем не обязательно в старинных, а и в самых современных областях, даже в аэронавтике.
Понятно, что компаньоны отнеслись к реставрации Нотр-Дама как к личному делу. Каждый из 45 тысяч французских компаньонов (из них около 700 плотников) считает себя наследником строителей соборов.
Многие из них говорили, что всю ночь после пожара между коллегами шли оживленная переписка и телефонные переговоры и к утру они уже определили, кто свободен от других обязательств и может приняться за работу немедленно.
Скажем, компаньонажи плотников уже на следующий день стояли у изголовья раненого собора. В апреле они отправили обращение к правительству, сообщив в нем, что готовы работать над восстановлением Нотр-Дама бесплатно. Стены покрыли защитной пленкой всего за три дня (что, к слову, во многом и уберегло от свинцовой пыли), так же быстро сработали строители лесов и профессионалы, которые занимаются не самой стройкой, а ее устройством, то есть распределением подготовительных работ.
Так, огромная и очень важная часть этих работ досталась промышленным альпинистам. Несмотря на современное название, профессия эта тоже древняя — речь о тех смельчаках, что, обвязавшись веревками, первыми забираются на самые верхушки колоколен, а потом помогают установить леса.
Фото: Stephane de Sakutin / Pool via REUTERS
Фото: Stephane de Sakutin / Pool via REUTERS
Патрис Бернар, глава одного из объединений компаньонажей (всего во Франции три таких объединения, признанных государством), отчасти согласен с архитектором Вильневом и считает, что за пять лет они успеют сделать очень многое. Правда, один из молодых мастеров Джонатан Прудовски осторожно напоминает: если восстанавливать «в точности, как раньше», а именно к этому склоняются реставраторы, то, даже чтобы высушить мореный дуб, понадобится не пять лет, а все 50. Именно строевой лес (речь о высоченных, не меньше 24 метров, деревьях с малой конусностью и небольшим количеством сучьев) и необходим для восстановления сгоревшего средневекового «леса» из стропил, несущих крышу собора. Глава компаньонажа плотников Ален Леспиок согласен с тем, что восстанавливать стропила из леса можно, но такая работа потребует много времени. Но ведь и компаньонажи не остались в Средних веках, они живут и работают в нашем времени: мэтр Леспиок напоминает о разработанном недавно методе изготовления ламината из тончайших деревянных пластинок. Такой ламинат способен заменить дуб, он обладает большей пожаростойкостью и позволяет использовать и другие породы дерева.
Компаньоны не спешат, за ними — вековая традиция, да и перед ними — вечность. Убедиться в этом несложно. Если пройти перед Нотр-Дамом ночью, видно, что внутри собора горят огни: идет работа, трудятся мастера компаньонажей и их подмастерья. В этот момент XXI век исчезает, Париж снова похож на средневековый город. Наверное, та же самая картина представала перед его жителями, наблюдавшими за строительством собора восемь веков назад.
Фотогалерея
Какие проекты предлагали для реставрации собора
Фото: Studio Fuksas
Фото: Miysis 3D Studio
Фото: Vincent Callebaut Architectures
Фото: Alexandre Fantozzi / Aj6 Studio
Фото: DPLG Alexandre Chassang / ABH Architectes
Фото: Nicolas Abdelkader / Studio NAB
Фото: Mathieu Lehanneur
Фото: Vizum Atelier