премьера опера
К пику мертвого сезона Мариинский театр припас реставрацию постановки оперы Римского-Корсакова "Золотой петушок", сделанную в 1984 году в парижском театре "Шатле". Премьера получилась очень летняя: яркая, броская и чуть неряшливая. Оперой наслаждалась ОЛЬГА Ъ-КОМОК.
"Золотой петушок" — все-таки странный опус. На закате эпохи "большой оперы" с бурными страстями, эпическими сюжетами и культуртрегерскими амбициями Римский-Корсаков, сам к великой и славной традиции руку приложивший, написал откровенный политический пасквиль. Профессору с 30-летним стажем, изгнанному из Петербургской консерватории в результате студенческих волнений 1905 года, оказалось как нельзя более удобно излить свои чувства к власть предержащим в новой опере. Да еще посредством убийственной (поскольку не только словесной, но и чисто музыкальной) иронии.
Царь Додон распевает любовную арию на мотив "Чижика-Пыжика", народный хор взвывает "Славься" (народную песню, раз десять использованную в русских операх в самых патриотических местах) с удивительно дурацкими словами и варварской оркестровкой. Пародирование оперных штампов, игры с вокальными голосами и оркестровыми тембрами превратили признанного классика Римского-Корсакова в настоящего авангардиста. Из-за одного этого послушать "Золотого петушка" живьем — большая удача.
Увидеть же постановку, осуществленную в 1984 году Энносюкэ Ихикаву — знаменитым актером традиционного японского театра кабуки, тем более любопытно. Столкновение принципиально российского содержания (впрочем, в ходе истории до некоторой степени утерявшего свою актуальность) с крайне экзотической японской формой пошло "Золотому петушку" на пользу. Получился японский лубок — остроумный, не менее ироничный, чем текст Римского-Корсакова, визуально "вкусный" способ претворения памфлета вековой давности в глубокомысленную и вполне современную притчу.
Герои-маски (лица выбелены, чертам с помощью черной краски придана фирменная самурайская свирепость) выкидывают свои фокусы чинно, размеренно, их костюмы невероятно ярки и громоздки, а жесты резки и отчетливы. Народная толпа и Додонова рать не разгуливают по сцене, но образуют неподвижные, почти скульптурные группы. Сценическое оформление лаконично и предельно выразительно: поднимающийся в начале каждого акта занавес открывает взгляду словно бы кадр из старинного павильонного японского фильма. И едва ли не каждая мизансцена спектакля годится для эффектной журнальной фотографии.
В том самом 1984 году актеры театра "Шатле" вовсе избавились от традиционной оперной жестикуляции. Наши же солисты не могли удержаться от плавных взмахов руками, от стандартно "лихих" поз и "художественных" покачиваний во время пения. Шемаханская царица Ольга Трифонова вообще вовсю демонстрировала возможности женственной вертлявости — ее однообразные приемы по совращению царя Додона в серии песен без слов (то есть, конечно, со словами, но текста в исполнении сопрано просто не разобрать) заметно удлинили и без того затянутый ориентально-пряный второй акт "Петушка". Другие герои — весьма убедительный баритон Алексей Тановицкий (Царь Додон), свежее сопрано Оксана Шилова (Золотой Петушок), чуть истошный (но так было надо) тенор Андрей Попов (Звездочет) и безупречно стильный Эдуард Цанга (Воевода Полкан) технически оказались вполне на высоте и неплохо справились не только с партиями, но и с ролями.
Таким образом, "Золотой петушок" почти удался. Это заветное "почти" связано с давно уже установленным феноменом: в отсутствие недреманного ока великого и ужасного маэстро Гергиева его вышколенный оркестр почему-то не прочь слегка расслабиться и позвучать рассыпчато, вяловато и небрежно. Мужественное сражение молодого дирижера Тугана Сахиева со странным оркестровым рефлексом, да и с нелегкой партитурой Римского-Корсакова, к сожалению, не обошлось без потерь. Но, наверное, август сказался: усталость после трехмесячного марафона "Белых ночей", напряженное предвкушение сентябрьского отдыха. Можно надеяться, что в новом сезоне мы и услышим настоящего "Петушка": острого, ехидного, смешного и исключительно энергичного. А видеть — видели уже.