В Ереване завершился 16-й ежегодный кинофестиваль «Золотой абрикос». «Огонек» в своем репортаже сосредоточился на картинах из Закавказья и с Ближнего Востока, чтобы понять, какие темы волнуют наших соседей.
«Танец с саблями»: Хачатурян, Ойстрах и Шостакович на пермском базаре (кадр из фильма, 2019 год)
Фото: Марс Медиа
«Танец с саблями»: Хачатурян, Ойстрах и Шостакович на пермском базаре (кадр из фильма, 2019 год)
Фото: Марс Медиа
В этом году фестиваль открылся показом «Паразитов» — южнокорейского победителя Канна-2019, предупреждающего о том, что социальное расслоение в современном мире не остановит и великий потоп. Следом шла российская «Дылда» из каннского «Особого взгляда» — редкий фильм о Великой Отечественной войне, в котором не прозвучит ни один выстрел и который сфокусирован на женских судьбах. Другие гости из Канна — провокационный «Портрет девушки в огне» (классический любовный роман, но без мужчин), «Мертвые не умирают» (очередной белый стих от великого Джима Джармуша). Из холодного и серого Берлина в раскаленный розовый Ереван удалось привезти такие фильмы, как «По воле Божьей» (драму о сексуальном скандале в католической церкви от Франсуа Озона), «Бог существует, ее имя — Петруния» (феминистское кино с Балкан!) и «Антология города призраков». Последний — история о мертвецах, которые воскресли и обнаружили, что в их домах поселились живые. Из Венеции в Ереван прибыл фильм «Человек, который удивил всех» — российская драма, в которой герой Евгения Цыганова надевает красное платье, чтобы перехитрить смерть.
Но настоящая причина ехать в Ереван — это недоступные нигде больше фильмы из Армении, Грузии, Азербайджана, Турции и Ирана.
Только здесь их можно сравнить с российским и европейским кино — и удивиться тому, насколько взаимосвязаны разные кинематографические культуры. В той же канадской «Антологии города призраков» есть сцены, вдохновленные сюрреализмом Параджанова. А часть армянских и один азербайджанский фильм в программе произведены в сотрудничестве с Россией — и тесно связаны с нашей историей.
Пожалуй, самая громкая такая премьера на фестивале — байопик «Танец с саблями» Юсупа Разыкова. Родившийся в Узбекистане, выросший с отчимом-армянином и снявший часть своих лент в России режиссер — постоянный участник сочинского «Кинотавра». Его «Танец с саблями» — это отчасти художественная фантазия, а отчасти строгий биографический очерк о композиторе Араме Хачатуряне. А точнее, о конце 1942 года, когда больной музыкант в пермской эвакуации написал «Танец с саблями» — самое знаменитое из своих произведений. Забавно, но структура этого старомодного российского фильма, запущенного в производство очень и очень давно, во многом повторяет драматургию либеральных британских мюзиклов «Богемская рапсодия» и «Рокетмен» — судьба гения во всех картинах раскрывается через историю создания его главного шедевра.
Но фильм Разыкова — это пространство наива. Сюжет разворачивается по всем законам современного российского фильма о жизни советских художников. Но подобно тому, как «Танец с саблями» сочетал армянские традиции с нотками джаза, так и типичный российский фильм вдруг обогащается одному Разыкову подвластным сюрреализмом. Шостакович, Ойстрах и Хачатурян вдруг играют на пермском (точнее, молотовском — ведь город в 1940 году переименовали) базаре песню «Мурка». Злодей-цензор, присланный из Москвы погубить балет «Гаянэ», тайком носит театральным маски и грим и даже наряжается женщиной. Эта очарованность искусством превращает его из безликого чиновника в мистическую силу — тот рок, который словно бы обязан сопутствовать любому художнику, чтобы дать ему шанс на подвиг. Хачатурян постоянно рефлексирует по поводу того, что театр остается в тылу, пока зритель воюет на фронте, и поэтому сам с радостью участвует в развернувшемся прямо на сцене бое между благородством и лицемерием. Этот сюжет — а также нечаянно совпавшая с недавней «Дылдой» цветовая гамма фильма — превращает «Танец с саблями» в картину странным образом и несовременную, и злободневную. И предназначенную отнюдь не только для Армении, но и для России.
Отголосок другой темы, мучающей наше кино в последние годы, можно встретить в грузинском фильме «Соседи». Тема эта — сосуществование людей, самой историей назначенных быть друг для друга семьей, но стремящихся во что бы то ни стало оформить развод. В аварийном доме в старом Тбилиси соседствуют несколько десятков людей. Дружившие всю жизнь герои становятся врагами, когда их землю обещает купить богатый инвестор. Его интересует весь дом сразу — и единственная семья, которая отказывается от сделки, постепенно превращается в изгоя. Женщины не могут помирить мужчин, сыновья запоминают и повторяют поступки отцов. Ветхий дом-колодец, впереди у которого лишь снос,— метафора социальной клаустрофобии, одинаково понятная и в Армении, и в Грузии, и в огромной России.
Режиссер из Калмыкии Саглара Тюрбеева привезла в Ереван документальный фильм «Молокане» — и это тоже история о микросообществе, обреченном на вымирание. Молокане — русская христианская община, насильно переселенная в Закавказье в середине XIX века. Студент из Москвы Дмитрий Фролов, ставший продюсером фильма, вместе с режиссером Сагларой Тюрбеевой отправляется в современный Азербайджан, чтобы зафиксировать жизнь последних из молокан — стариков, которым некому передать свои традиции, и старух, оплакивающих своих умирающих одного за другим мужчин. Чутко снятое документальное кино вдруг превращается в трагедию о сопротивлении времени — и задает зрителю тяжелые вопросы о взаимосвязи будущего и прошлого. И об ответственности, от которой мы уходим в настоящем.
Словно утешение после горькой правды за «Молоканами» следует фильм «Байна» — документальная история о женщине из Монголии, переехавшей в Армению вслед за мужем-армянином. Он умер, а родственники из Монголии стали звать Байну домой, но она осталась, а сил выстоять ей придали дети. Однако на фестивале в Ереване были и фильмы, в которых дети, напротив, казались заложниками своего долга перед родителями. Диккенсовское название «Большие надежды», данное документальной ленте о последствиях Спитакского землетрясения, кажется горькой усмешкой. Трагедия случилась больше 30 лет назад, но жители города Гюмри все еще остаются под завалами — и тяжелее всего эту коллективную травму переносят молодые. Часть из них уезжает, часть остается, чтобы быть рядом со стариками.
Распад — материи ли, семьи ли, традиций ли — ощущается гораздо острее и болезненнее там, где ярче сияет солнце. Поэтому фильмы, которые снимают сегодня в Армении, Грузии, Азербайджане, Турции и Иране, должны быть так интересны нам — стране, где привычный холод позволяет долго консервировать самые необратимые процессы.