В последние месяцы Корейский полуостров находится в центре внимания мировой печати. Активные переговоры по ядерному вопросу, три встречи саммита и Ким Чен Ына, недавний блиц-саммит в Пханмунджоме — все это создает ощущение бурной активности и надвигающихся гигантских перемен. В комментариях некоторых журналистов стали уже мелькать заявления о том, что, дескать, два корейских государства бодро «двигаются к объединению» и что корейцы с ликованием встречают эти новости, ожидая если не объединения, то по крайней мере решения ядерного вопроса. Однако ни о каком объединении речи на переговорах не идет, Северная Корея ядерное оружие сдавать не намерена, да и отношение ко всему происходящему у южнокорейской публики, скажем прямо, неоднозначное.
В Сеуле дипломатические экспромты США и КНДР оценивают скептически
Фото: KCNA via KNS / AFP
Ничего удивительного в этом нет: реальная ситуация в Южной Корее сильно отличается от той картинки, которую рисуют приезжающие в Сеул на несколько дней иностранные журналисты.
Периферийный вопрос
В последние десятилетия о существовании Северной Кореи жители Сеула вспоминают примерно тогда же, когда об этом вспоминает весь остальной мир, то есть после очередных ядерных испытаний, ракетных запусков и обмена живописными угрозами. Большую же часть времени Северная Корея и у рядового жителя Южной Кореи, и у большинства южнокорейских политиков находится где-то на дальней периферии сознания.
Тем не менее идея объединения страны является составной частью южнокорейской идеологии. Север и Юг Кореи не признают друг друга в качестве суверенных государств и уже 70 лет заявляют, что раздел страны в 1945–1950 годах был трагическим происшествием, последствия которого надо исправить. Про это корейцам начинают рассказывать в детском саду, с этим в теории согласны и правые, и левые (редкий случай их единодушия в южнокорейской политике), так что нет ничего странного в том, что подобная риторика зачастую воспринимается иностранцами слишком всерьез.
В действительности на массовом уровне к идее объединения сейчас относятся без энтузиазма. Что бы ни говорили политики, для корейцев, особенно молодых, Северная Корея — это просто чужая, странная и очень бедная страна.
Если основываться на официальных данных обоих правительств, то разрыв в доходах на душу населения между двумя корейскими государствами является примерно 25-кратным. В Северной Корее этот показатель составляет 1200 долларов — уровень Бангладеш, а в Южной Корее — 30 тысяч, то есть уровень Франции. Понятно, что в Сеуле мало кто хочет объединяться с такими бедными родственниками. Прикидки показывают, что в случае объединения вытягивание северокорейской экономики обойдется южнокорейскому налогоплательщику в астрономическую сумму (до 7 триллионов долларов, пять южнокорейских ВВП). Так что неудивительно, что опросы показывают: среди тех жителей Южной Кореи, которым нет 30, большинство сейчас против объединения.
Взгляд справа, взгляд слева
Южнокорейское общество разделено на два идеологических лагеря: «прогрессивный» (левые националисты, сейчас у власти) и «консервативный» (правые), и у каждого из двух лагерей есть свое мнение по северокорейскому вопросу.
Руководство «прогрессистов», то есть нынешняя администрация Мун Чжэ Ина,— это в основном студенческие активисты, диссиденты и правозащитники 1980-х. В юности они увлекались радикальными левыми идеями, активно осваивали в подпольных кружках труды Маркса, Ленина и Мао, а временами и Ким Ир Сена. С годами и опытом их радикализм выветрился, и сейчас никто из них больше не воспринимает Северную Корею как образец для подражания. Тем не менее многие из лидеров «прогрессистов» по-прежнему относятся к ней с определенной симпатией. Вдобавок национализм в Южной Корее среди левых сильнее, поэтому в их отношении к Северной Корее есть и элемент этнической солидарности («они — корейцы и наши братья по крови!»).
Левые говорят о том, что со временем следует начать поэтапный процесс объединения страны, причем первой его стадией должна стать конфедерация Юга и Севера. Однако эти разговоры, как и все разговоры об «объединении» в нынешней Южной Корее, носят ритуально-идеологический характер, а на практике главной целью «прогрессистов» является долговременное мирное сосуществование с Севером. При этом «прогрессисты» готовы оказывать Северу масштабную экономическую помощь, фактически поставив Пхеньян на умеренное довольствие. Такая помощь отчасти воспринимается левыми как награда Северу за готовность вести себя тихо и не создавать проблем, а отчасти — как выполнение долга по отношению к братьям по крови.
Противники левых — «консерваторы» — считают себя наследниками тех военных режимов, которые некогда превратили одну из самых бедных стран Азии в процветающее современное государство. То, что экономическое чудо происходило в условиях диктатуры, правые признают, но считают репрессии 1945–1987 годов то ли досадными перегибами, то ли неизбежной ценой, которую пришлось заплатить за успех, невиданный в мировой экономической истории. В прошлом правые воспринимали Северную Корею однозначно — как территорию, захваченную «коммунистическими бандформированиями» и подлежащую освобождению, но сейчас такой точки зрения придерживаются немногие. Теоретически консерваторы предполагают, что в отдаленном будущем две Кореи объединятся на началах свободного рынка и либеральной демократии, но это такая же риторическая конструкция, как и разговоры левых о «конфедерации». На практике правые предпочитают вообще не иметь с Северной Кореей дел и уж тем более не оказывать ей никакой экономической помощи, а безопасность страны гарантировать путем усиления военной мощи и всемерного укрепления союза с США.
Надежд и тревог поровну
Избранный в начале 2017 года глава «прогрессистов» президент Мун Чжэ Ин изо всех сил стремится наладить отношения с Пхеньяном — отчасти по идеологическим соображениям, а отчасти — потому что он не хочет повторения ситуации 2017 года, когда занятая администрацией Трампа жесткая позиция, как тогда многим казалось, могла привести к войне на Корейском полуострове. Сейчас Сеул старается если не помирить Вашингтон с Пхеньяном, то по крайней мере втянуть их в переговорный процесс. Не ясно, верит ли сам президент Мун и его окружение в то, что в результате переговоров будет достигнуто ядерное разоружение Северной Кореи — скорее всего, будучи людьми разумными, они в это не верят. Однако Мун Чжэ Ин исходит из того, что, пока стороны будут говорить, они не будут стрелять — и делает все возможное для того, чтобы разговоры продолжались.
Именно поэтому сейчас южнокорейские дипломаты стараются представить ситуацию в самом благостном свете. Официальные лица, включая и президента Мун Чжэ Ина, постоянно заявляют, что, дескать, «холодная война в Корее закончилась», «настала эпоха сотрудничества». Все это имеет мало отношения к реальности, чиновникам и дипломатам приходится говорить это просто по работе. Но эти заявления делаются не просто так: они помогают создать такую атмосферу, которая бы снизила шансы на возвращение Пхеньяна и Вашингтона к жесткой конфронтации.
Однако эта политика вызывает беспокойство у «консерваторов». Они боятся, что Мун Чжэ Ин подпишет соглашения, которые, в частности, ослабят военные возможности Сеула и, главное, приведут к выводу из Южной Кореи американских войск и распаду союза с США. У правых, при всем их традиционно восторженном отношении к США, нет иллюзий по поводу Дональда Трампа, они знают, что нынешний американский президент считает союз с Южной Кореей дорогостоящим и не особенно нужным. Именно поэтому события последних месяцев не вызвали у правых особого восторга. Все саммиты, все попытки наладить отношения с Пхеньяном, с точки зрения консерваторов, в лучшем случае — трата ресурсов, а в худшем — шаги по скользкой дорожке. Так что неудивительно, что сейчас на демонстрациях в Сеуле можно так часто видеть лозунги, направленные против переговорного процесса, против «межкорейского примирения» в том варианте, который продвигает Мун Чжэ Ин.
Остается отметить, что популярность «консерваторов» в обществе в целом примерно такая же, как и у «прогрессистов». И это делает общую картину весьма своеобразной: довольных нет…
Автор окончил Восточный факультет СПбГУ, преподавал в Австралии, а с 2004 года — профессор Университета Кукмин в Южной Корее. Занимается историей Северной Кореи и историей корейского города.