Русский музей закрыл большую лакуну в истории отечественного искусства — открылась выставка «Союз молодежи», посвященная деятельности первого официально зарегистрированного объединения художников русского авангарда. Москвичи и петербуржцы, от Ларионова и Татлина до Розановой и Филонова, пять выставок дома и две за рубежом, журналы, книги, спектакли и диспуты и даже первое явление «Черного квадрата» в виде декорации в «Победе над солнцем» — все это «Союз молодежи». Имена и работы остались в топе русского искусства, а вот название объединения ушло в оборот исключительно узких специалистов. Почему так произошло, рассказывает Кира Долинина.
«Союз» объединял лучшие силы раннего авангарда (в центре — «Автопортрет и портрет Петра Кончаловского» Ильи Машкова)
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ / купить фото
«Союз» объединял лучшие силы раннего авангарда (в центре — «Автопортрет и портрет Петра Кончаловского» Ильи Машкова)
Фото: Евгений Павленко, Коммерсантъ / купить фото
Первая выставка, посвященная такому крупному явлению,— очевидный нонсенс. Там в списке членов объединения все, кого только можно захотеть из футуристов и авангардистов всех мастей извода первой половины 1910-х годов. А те, кого не было в списке, были рядом как фигуры отрицания: вот, например, Кульбин, с чьими «эклектичностью, декадентством и врубелизмом» как лидера будущие союзовцы мириться не захотели. Там шумные выставки и бесконечно цитирующиеся диспуты, моду на которые именно «Союз молодежи» и ввел. Там штурм и натиск нового искусства, а еще в виде программной практики слияние москвичей и петербуржцев, что в новой истории русского искусства никогда не проходило легко. Ну и просто исторически они были первыми — «Союз молодежи» узаконил свое существование 16 февраля 1910 года, опередив московский «Бубновый валет» больше чем на год.
Что же пошло не так и почему мы о них забыли? Ответов может быть много: от того, что после революции называться «Союзом молодежи» — это автоматически ассоциироваться с комсомольцами, что давно уже не в моде, до нашей любви к явлениям стилистически чистым, без примесей. А к таким «Союз», ориентированный на все, что не «академия», и допускавший на свои выставки символизм, примитивизм, кубизм и все что угодно на равных условиях, никак не относится. Так или иначе, но «Союз молодежи» крепко забыли, писали о нем мало и отрывочно и как явление не показывали никогда. Это тот случай, когда раз увидеть оказалось необходимым. Выставка в Русском многое тут расставила по местам.
Вход на эту выставку бьет сразу и наотмашь. Ольга Розанова — почти незнакомая: русский сезаннизм, окололарионовщина, жесткие натюрморты и почти по-пикассовски точные линии, одним махом зафиксированные мастерской рукой. Абсолютно блистательная, равная среди равных. За ней Филонов — не тот, который «Пир королей» (хотя они были выставлены на пятой выставке «Союза молодежи» в 1913-м), а тот, который до них: уже многофигурный, сложносочиненный, но еще не слепивший своих героев в сплошное месиво, примеривающийся к «арчимбольдовским» пазлам, не теряя при этом жанровости. Там одна «Ночь на Лиговке» (1912) из собрания ереванского музея чего стоит — вот где искомый русский экспрессионизм прячется.
Дальше — все по нотам, вот только ноты эти где-то затерялись. Символистские штудии идеолога «Союза» Вольдемара Матвея (Владимира Маркова) рядом с великими в каждом штрихе своей веры в миссию Матюшиным и особенно Еленой Гуро, которой побаивались даже хулиганы братья Бурлюк. Чудный Иосиф Школьник, секретарь общества, самый, пожалуй, последовательный «франкофон» в этой компании. Ему под стать бывшие скорее попутчиками, а не постоянными пассажирами Машков и Кончаловский, чей парный автопортрет в виде силачей, убивавший на месте зрителей первой выставки «Бубнового валета», на третьей выставке «Союза молодежи» в 1913-м уже казался вполне приемлемым. Отличная подборка вещей известного больше по искусствоведческим статьям Эдуарда Спандикова, который в своей германоцентричности доходит до границ, обозначенных Паулем Клее. Хрестоматийные Ларионов, Гончарова, Бурлюк… Какие-то имена очень редкие (Нагубников, Шлейфер, Дыдышко, Царевская), какие-то настолько хрестоматийны, что поражаешься союзовскому их происхождению (один «Портрет Клюна» Малевича с четвертой выставки «Союза» чего стоит). Все вместе — огромный пласт длиною в четыре года (с апреля 1910-го по январь 1914-го), семь выставок, три номера журнала, шесть диспутов, четыре спектакля, не менее 86 художников. Это в книгах, статьях и экспликациях мы читаем, что история «Союза молодежи» — сплошь интриги, ссоры, война амбиций и городов, то есть все как всегда и бывает на пике авангардного строительства, когда главным кажется вопрос, кого именно возьмут в будущее (или, как писал Ларионов, уйдя из «Союза» в собственный «Ослиный хвост»: «Мы не объявляем никакой борьбы, так как где же нам найти равного противника? Будущее за нами»). На выставке же открытие за открытием, при этом Русский музей дает своему зрителю много воздуха и в кои-то веки не частит. Идеальное пространство большой истории искусства.