На ВДНХ проходит Пятый фестиваль искусств «Вдохновение». Программу открыл спектакль «Земля Нод» бельгийской труппы FC Bergman (несколько дней назад его же сыграли на Театральной олимпиаде в Петербурге). В зале Рубенса Музея изящных искусств Антверпена, каким-то образом оказавшемся внутри павильона №75, что стоит позади «Рабочего и колхозницы», побывала Алла Шендерова.
Фото: Kurt van der Elst
Фото: Kurt van der Elst
Внутри павильона №75 выстроили вполне настоящий музейный зал — с красивым порталом и серыми стенами, испещренными следами от картин. В этих следах мерещатся изображения картин Рубенса — впрочем, каждому видится свое. И это вообще принцип современного искусства — будоражить фантазию зрителя, но ничего не навязывать. Собственно, так построен и весь спектакль, придуманный и впервые станцованный шестью бывшими однокурсниками Театральной академии (среди их учителей значится, например, голландский режиссер Иво ван Хове) еще в 2015-м.
«Земля Нод» — цепь этюдов, действие которых происходит в зале Рубенса, из которого вынесены все картины, кроме огромного полотна «Прободение ребра Спасителя», вокруг которого и вытанцовывается (в прямом смысле, потому что слова в спектакле звучат пару раз, и то в записи) легкий, лишенный нарратива сюжет, на самом деле нашпигованный культурными цитатами.
Неоднозначно уже само название «Земля Нод» — это некое место к востоку от Эдема, куда, как сказано в Библии, был изгнан Каин после убийства Авеля. Но по-английски «отправиться в страну Нод» — это в переносном смысле «задремать», «уснуть», так что это не только земля странствий, но и пространство сна. Словом, «очень странное место», как сказала бы кэрролловская Алиса. Собственно, персонажи спектакля, которые спешат, бегут, дерутся, целуются, пытаются то ли украсть, то ли спасти (или это одно и то же?) оставшуюся в зале картину, ведут себя так же абсурдно, как Белый Кролик в «Алисе». Статный импозантно одетый юноша раздевается догола, пока охранники разговаривают у входа в зал. Девушка, потрясенно застывшая у картины, писает на паркет — и падает в обморок, когда ее наконец замечает смотритель. Третий посетитель бросается на первого — они катаются клубком, пока один смотритель судорожно сипит что-то в рацию, а другой, давясь, жует банан. Через пару минут вся троица помирится и начнет буквально летать по залу. Голос в фонограмме окажется голосом из фильма Годара «Посторонние», герои которого решают «побить рекорд американского туриста, обежавшего Лувр за 9 минут 45 секунд». Само собой, тут же возникают аллюзии и на «Мечтателей» Бертолуччи, герои которого снова побили рекорд (9.27). Но всего этого можно не знать и не считывать, просто наблюдая, с каким веселым изяществом трое перемещаются по залу под «Summer Time» Джорджа Гершвина.
«Постановка сочетает мистический натурализм Ромео Кастеллуччи, безутешный абсурд Кристофа Марталера и танцевальную динамику Пины Бауш»,— приводит программка слова бельгийского критика Воутера Хиллаерта. Все так, но при этом все по-своему. Взять хотя бы эпизод, в котором появляется рабочий с огромной стремянкой — лезет наверх, срывается с лестницы, висит на торчащем из стены кронштейне, попадает в кадр к двум японским туристкам, делающим селфи на фоне Рубенса (повисший над картиной человек их не беспокоит), долго сползает вниз, изысканно извиняется перед картиной, случайно ее задев, и, оказавшись на полу, делает открытие: измерить длину можно и снизу.
Тот же горе-рабочий или горе-похититель ломает дверной проем, чтобы вытащить громадную картину из зала, потом он же пилит раму ножовкой и так далее — тут, конечно, не обошлось без влияния Марталера. Есть в спектакле и оммажи Кастеллуччи: скажем, на полу вдруг появляется гора одеял, в одно из них служители спокойно заворачивают окровавленное явно еще живое тело и уходят. А пластика, действительно, напоминает спектакли Пины Бауш. Принципиальная разница в том, что в «Земле Нод» больше воздуха и меньше логики. Это постдраматический спектакль.
Когда в финале из развороченного взрывами зала все же выносят шедевр Рубенса, вдруг понимаешь, что этот самый постдраматизм больше не выдумка и не театральный изыск. Весь наш новый мир устроен по неясным, нелинейным законам, законам сна и абсурда, в котором мы ведем себя как слепые из пьесы Метерлинка (тоже, кстати, бельгиец). Одни разрушают, другие вроде бы спасают, но никто больше не понимает, какова цель. Самое удивительное, оказывается, что и такому театру можно сопереживать.