Прежний британский колониальный анклав Гонконг, ставший после возвращения в 1997 году под китайскую юрисдикцию Специальным административным районом КНР Сянганом (САРС), уже несколько месяцев сотрясают массовые протестные выступления и стычки демонстрантов с полицией. Что происходит в «особом районе»?
Противостояние полиции и протестующих в Гонконге за последние месяцы «вписалось» в местный пейзаж
Фото: Thomas Peter , Reuters
Пиком волнений стала атака манифестантов на комплекс правительственных учреждений в районе Адмиралти 1 июля — как раз на очередную годовщину передачи суверенитета. Полиция после продолжавшихся несколько часов схваток отступила, и облаченные в черное молодые люди успели побить стекла и расписать помещения местного Законодательного совета своими лозунгами и призывами. Ранения получили десятки человек — как демонстрантов, так и правоохранителей.
Почувствуйте разницу
Столь различные для уха иностранца «Гонконг» и «Сянган» значат одно и то же — «душистая гавань». Только первое на кантоне, то есть южнокитайском диалекте, а второе — на путунхуа, нормативном произношении, основанном на северокитайском говоре. Но для жителей Поднебесной это различие несет и скрытые политические дефиниции: в английском написании Hong Kong видится образ колониального прошлого, тогда как Xianggang — это как бы сегодняшняя и завтрашняя китайская реальность территории.
С правовой точки зрения положение Гонконга также проникнуто некоей двойственностью — он живет по Конституции КНР и в рамках своего Основного закона, исходящего из провозглашенной покойным «архитектором реформ» Дэн Сяопином (1904–1997) концепции «одна страна — две системы». Бывшая хозяйка анклава Великобритания полагает, что совместная китайско-британская декларация о его передаче до сих пор имеет определенные и даже обязывающие правовые последствия, но это, разумеется, категорически отрицается Пекином.
В момент передачи суверенитета все стороны были согласны в одном: конструкция «двух систем» позволяет территории пользоваться широкой автономией как минимум до 2047 года. Центральное народное правительство КНР великодушно взяло на себя вопросы обороны и внешней политики, а за Гонконгом оставался контроль над внутренним законодательством, полицией, финансами (действует гонконгский доллар, привязанный к доллару США), налогами и пошлинами, иммиграционной политикой. Плюс представительство в ряде международных организаций, на некоторых мероприятиях. Однако течение времени иные моменты ставит под вопрос, выдвигая в повестку дня корректировку, уточнение установлений и договоренностей.
Кстати, о времени. Число участников протестных шествий, по некоторым данным, доходило почти до 2 млн при общем населении территории 7,5 млн. Даже если признать эту цифру сильно преувеличенной и исходить из подсчетов полиции, считающей более достоверной отметку в районе трехсот с лишним тысяч, своей многочисленностью участники нынешних демонстраций все равно превзошли историческую Гонконг-Кантонскую забастовку, когда около 250 тысяч китайских рабочих и служащих по призыву руководимых коммунистами профессиональных организаций покинули Гонконг в знак протеста против зверств англичан и империалистического угнетения в целом. Тогдашние обитатели анклава, включая весьма активное китайское студенчество, боролись за национальное единство, против колониальных порядков британцев. Спустя почти столетие студенты Гонконга, поддержанные немалой частью горожан, воспротивились сближению с центральным китайским правительством, апеллируя при этом к той же Англии и другим бывшим колониальным державам. Метаморфоза!
Выращенная вольница
Когда автор этих строк несколько месяцев назад с группой россиян приехал в Гонконг, первый же абориген — встречавший нас в аэропорту гид при арендованном минивэне — буквально с ходу начал на чем свет стоит костерить китайцев с континента. Чувствовалось — накипело. Понять в его сбивчивой скороговорке суть претензий было нелегко, однако общий смысл сводился к хорошо знакомому россиянам: понаехали! Мол, из-за притока материковых «тунбао» (соотечественников) заработки гонконгцев падают, цены на жилье и продукты растут. А c жильем и так плохо, совершенно нет возможности накопить на свою квартиру, жизнь дорожает, имущественное неравенство растет. Гонконг, конечно, территория с наибольшим количеством «роллс-ройсов» на душу населения, но все равно на всех лимузинов не хватает. А еще «эти» ведут себя нахально, не желают считаться с местными нормами и традициями, навязывают свое северное мандаринское наречие, детям и взрослым приходится учить упрощенные иероглифы в дополнение к старым, которые до сих пор в ходу в Гонконге, Макао…
Еще не забылась коллизия с беременными китаянками, которые всяческими правдами и неправдами сотнями пересекали гонконгскую границу, рожали в местных благоустроенных клиниках, а затем, получив для новорожденного ID Гонконга, с триумфом возвращались обратно либо, напротив, норовили остаться. Скандальная ситуация продолжалась несколько лет. Поднакопились и другие проблемные вопросы. В их основе два разнонаправленных тренда: материковый Китай все более вбирает Гонконг в свою экономику, политическую жизнь, вовлекает в китайскую цивилизационную орбиту. Однако за полтора столетия господства англичан здесь сложилась своя субкультура, сочетающая истинно британскую сдержанность и педантичность с китайской предприимчивостью и готовностью сутками напролет сидеть в своей лавке (офисе), поджидая клиента. Да и нам по гонконгским фильмам знакома фигура этого склоненного в полупоклоне гонконгца, который на все указания поддакивает: «Да, сэр!», «Непременно, сэр!».
В один прекрасный день сэры исчезли, а гонконгцы остались. Помнится, никто из них, невзирая на занимаемые в прежней гонконгской администрации посты, не обрел британского подданства, за исключением, кажется, этнических индусов и пакистанцев. Это местных обидело и способствовало мягкому возвращению «душистой гавани» в Большой Китай. Крушение даже успешных форпостов колониализма окутано неким романтическим флером, и Гонконг не стал в 1997 году исключением. Народно-освободительную армию Китая встречали цветами и слезами умиления.
Но подросло новое поколение гонконгцев, которое как раз теперь вошло в студенческий возраст. Юная поросль стакнулась с университетской профессурой, в которой доминируют обладатели американских и европейских дипломов, не говоря уже о преподавателях-экспатах. Эти люди настроены в большинстве прозападно. Существует и прослойка старых профессоров — выходцев из материкового Китая, которые, как правило, в разное время перебрались в Гонконг, «выбрав свободу». Они, может быть, и патриоты, но на свой лад. Среди них трудно сыскать поклонников пекинской идеологической платформы — больше критиков. Сформировалась гремучая университетская среда, которая рано или поздно должна была себя проявить. Не хватало детонатора — им и стал злосчастный законопроект об экстрадиции.
Накалу страстей способствовали и перемены, случившиеся в самой Поднебесной. Само согласие Великобритании на возвращение Гонконга под китайскую юрисдикцию (речь идет о первой половине 80-х годов прошлого века) тайно или явно подпитывалось расчетами на быстрое перерождение остального Китая в потребном Западу ключе. Сегодня признается, что тогдашние политические расчеты Запада не оправдались. А на материке стираются расхожие рыночные лозунги первоначальных реформенных экспериментов.
Ничто не в силах воспрепятствовать вовлечению Гонконга в экономическую жизнь 1,4-миллиардной страны.
В этом году Госсовет (правительство) КНР представил план создания в южном регионе по примеру северного экономического кластера Пекин — Тяньцзинь — Хэбэй и Шанхайского экономического пояса еще одной зоны ускоренного экономического развития в дельте реки Чжуцзян (Жемчужной). К 2035 году должен появиться район «Большого залива» с включением Гонконга, Макао и десятка городов южной провинции Гуандун. План уже вступил в стадию реализации: с 2018 года началось движение по самому протяженному мосту Гонконг — Макао — Чжухай протяженностью 55 километров, облегчившему транспортное сообщение с материком. Есть и другие крупные инфраструктурные проекты. Перспектива заманчивая с учетом возможностей быстрого внедрения высоких технологий в производство. Но и последствия очевидны: постепенно территория теряет свою деловую эксклюзивность.
Уже теперь сплошь и рядом не Гонконг вкладывает капиталы в материковые производства, оставляя за собой львиную долю доходов за счет консалтинга и сбыта под своими торговыми марками, а центральное правительство использует гонконгские финансово-юридические механизмы в интересах внутреннего развития. Под двойным ударом оказываются некоторые деликатные банковские сферы — и американской финансовой разведки, воспринимающей Гонконг как часть китайского бизнеса, и пекинских аудиторов, в охоте за коррупционерами норовящих отконтролировать прежний гонконгский заповедник (не секрет, что в былые времена сами же материковые предприниматели выводили капиталы в Гонконг, а затем заводили их обратно, но уже как «гонконгские», со всеми вытекающими льготами и возможностями вывоза валюты). Времена, однако, изменились: региональные «крыши» порушены, каналы прерваны или подконтрольны. В общем, порвали парус…
Закон об экстрадиции можно рассматривать в русле тех же усилий центральных властей. Отсюда легко предположить, что протестное движение в Гонконге подкармливается мафиозными структурами, не желающими избыточной транспарентности, скажем, финансовых потоков. Уж тем более эта публика против законотворчества, которое облегчит выдачу теневых дельцов — как «своих», гонконгских, так и материковых, укрывшихся на острове.
Сыграл и внешний фактор — торговая война Вашингтона и Пекина, болезненно отразившаяся на гонконгской деловой жизни. Перед здешним бизнес-сообществом неожиданно возник вопрос: идти ли на более тесную смычку с хозяйственной жизнью остального Китая или постараться сохранить и даже расширить экономическую самостоятельность, а может — страшно подумать! — подкрепить ее и более явной политической независимостью от Пекина, что как бы даст Гонконгу некую индульгенцию в глазах США? Отпор притязаниям центральных властей Китая на укрепление общего правового поля дает возможность продемонстрировать «самость» Гонконга как экономического субъекта со своим собственным лицом. В конце концов, мол, азиатский мы дракон или нет? Пусть даже и малый…
Между тем надо учесть: нынешний опыт уличных баталий далеко не первый для постколониального Гонконга. В 2014 году здесь разразились уличные протесты студенчества, недовольного, в частности, внедрением в учебные программы неких «общекитайских» предметов, призванных воспитывать у местной молодежи общие с материковыми ровесниками ценности. Движение получило название «революции желтых зонтиков». Были схватки с полицией, в стражей порядка летели бутылки с водой и камни, в отдельных районах возводились баррикады. Протестные акции затихли после того, как в не всегда мирный диалог со студентами вступили сами же гонконгцы, которым надоела мегафонная шумиха под окнами и груды мусора на тротуарах, а также завалы на проезжей части, мешающие транспортному сообщению. Победила воспитанная британцами же привычка к чистоте и порядку.
Возможно, относительная легкость, с которой удалось тогда справиться с «желтозонтичниками», теперь подвела гонконгские власти. Столкнувшись с первоначальными акциям протеста против закона об экстрадиции, администрация продолжала гнуть свое, наращивая силы полиции. Однако демонстрации не прекращались, более того, они распространились с острова на континентальную часть Гонконга, около сотни коммерческих, транспортных компаний пригрозили забастовкой и участием в акциях. А еще Европейский союз выступил с заявлением, в котором потребовал от властей КНР и Гонконга уважать право его жителей на манифестации и выражение своего мнения и предложил начать «широкие консультации» по поводу предлагаемого закона.
В Пекине, понятное дело, выразили решительный протест по поводу заявления ЕС. Представитель китайского МИДа назвал мнение объединенной Европы «вмешательством во внутренние дела Сянгана и КНР» и заявил: «Центральное правительство осуждает акты насилия и поддерживает меры властей этого специального административного района по борьбе с ними в соответствии с законодательством». «Полагаю, что большинство жителей Сянгана не поддерживают любое поведение, которое подрывает процветание и стабильность города. Любое общество управляется законом, и любая цивилизация не может мириться с такой незаконной деятельностью»,— констатировал представитель МИДа. 12 июня комиссар гонконгской полиции Стефан Ло во время встречи с журналистами охарактеризовал столкновения как «бунт», однако добавил, что на данном этапе введение комендантского часа не предусматривается и вмешательство расквартированного в Гонконге гарнизона китайской армии не предполагается. Тем самым как бы указывалось на возможность именно такого развития ситуации в дальнейшем. Драма словно «зависла» в точке принятия решения: подавлять или не подавлять?
Похоже, что решено не обострять. Кэрри Лам сначала заявила о переносе рассмотрения закона об экстрадиции на неопределенное время, затем извинилась перед населением Гонконга за выдвижение непродуманной инициативы, потом еще раз покаялась и, наконец, на минувшей неделе вовсе назвала законопроект «нежизнеспособным». Получается, администрация анклава «потеряла лицо», приняв на себя ответственность за все произошедшее (руководствуясь, видимо, тем, что в сложившейся ситуации можно было потерять больше). Но стоит ли ставить на этом точку?
Вопрос скорее риторический: гонконгский сюжет явно далек от завершения. Несмотря на попытки гонконгских властей достичь примирения, лидеры студенческих движений в Гонконге не идут на предложение Кэрри Лам вступить в диалог и требуют для начала отказаться от преследования участников беспорядков. Но даже если и это требование будет выполнено, трудно гарантировать, что не последуют новые — мятежники Сянгана почувствовали свою силу, и это будет провоцировать их на новые акции. Да «внешний периметр» никуда не делся. Крайнее раздражение китайских властей вызвало выступление министра иностранных дел Великобритании видного политика Джереми Ханта после разгрома манифестантами Законодательного совета Гонконга. Британец ожидаемо напомнил китайской стороне о важности базовых свобод и получил программный ответ: «Мы не будем говорить о том, что при дискриминационном британском колониальном правлении большинство гонконгского населения не имели тех свобод, которыми они наслаждаются сегодня, не упомянем и о том, что ныне Британия не несет никакой ответственности за управление Гонконгом и не имеет никакого права надзирать за ним,— говорилось в неподписанной статье пекинской газеты "Чайна дейли", рассчитанной на англоязычного читателя.— Ясно то, что идеологи западных кабинетов никогда не ослабляли усилий по организации беспорядков против тех правительств, которые им не нравились, пусть даже эти действия и причиняли несчастья и создавали хаос в одной стране за другой в Латинской Америке, в Африке, на Ближнем Востоке и в Азии. Теперь они пытаются проделать тот же самый трюк в Китае… Они пытаются устроить беспорядки, чтобы оказать давление на центральное правительство».
Подтекст понятен: ответ последует…