Театральный обозреватель Ъ РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ весь год наблюдал за противостоянием новой режиссерской волны и старой академической театральной системы. И свидетельствует, что никаких боев на этом фронте не наблюдалось, только тактические перегруппировки.
Тот, кто надеялся прочитать эту заметку и быстренько уяснить для себя тенденции прошедшего мимо театрального сезона, может смело переходить к чтению других газетных полос. Никаких тенденций вам не будет. Тем более что под конец сезона случился Чеховский фестиваль. Нашествие мирового театра всегда путает карты и сбивает доморощенные системы координат. После Касторфа и Марталера не слишком увлекательно разбираться в оттенках работ Театра имени Моссовета, допустим, или имени Маяковского.
Одни театралы скрипят: пустой сезон, плохой; другие удовлетворенно потирают руки: отличный сезон, много интересного. Зависит, конечно, от выборки. По-моему, сезон в московском театре был разнообразным, не выдающимся, но по-хорошему хаотичным, и поэтому впечатления расползаются в разные стороны. Никто не совершил революций, не заставил кардинально пересмотреть сложившееся о себе мнение. Статус-кво старых и новых репутаций не нарушился. Хотя некоторые из главных героев прошлого сезона выглядели в сезоне нынешнем заметно бледнее, взять хотя бы МХАТ имени Чехова и Театр имени Пушкина.
Можно сказать, это был сезон тактической перегруппировки сил. С некоторых пор стало принято описывать театральную ситуацию с точки зрения противостояния так называемой новой волны и всей остальной театральной системы. Никто не вырвался вперед. Одни режиссеры-тяжеловесы в Москве промолчали (как Генриетта Яновская, Галина Волчек, Валерий Фокин), другие выступили так, что заставили говорить либо просто о стабильности высоких результатов (как Петр Фоменко с "Египетскими ночами"), либо о растерянности и времени перелома в их творчестве (как Марк Захаров с "Плачем палача" или Кама Гинкас со "Снами изгнания"). Казалось бы, в этой ситуации режиссеры новой волны должны были окончательно захватить всеобщее внимание и полную власть над ситуацией.
Но они решали свои тактические задачи. В частности, выходили на большую сцену. Не загребая звезд с неба, они учились работать со звездами земными: Нина Чусова в антрепризном проекте "Имаго" вернула на сцену Анастасию Вертинскую, Миндаугас Карбаускис на Большой сцене МХАТа в умном и не похожем на прочий мхатовский репертуар "Копенгагене" одолел актерские штампы Олега Табакова, Кирилл Серебренников примерился к Олегу Меньшикову ("Демон") и вновь заставил говорить о Марине Нееловой как о великой актрисе ("Сладкоголосая птица юности"). В этом небольшом списке перемешаны спектакли репертуарных театров и антрепризные продюсерские проекты. Это не случайно: грани между разными формами организации команд все больше стираются. И молодые режиссеры ни в какие войны с академическими театрами не играют — они охотно идут на любые интересные предложения, не зацикливаясь на предполагаемой эстетической пропасти между Центром драматургии и режиссуры и театром "Современник".
Впрочем, процесс установки новых режиссерских (и драматургических) двигателей на старые театральные машины выглядит скорее принудительным, чем естественным. Сдаются даже самые несгибаемые: появляется "Яблочный вор" в Театре сатиры (пусть и на Малой сцене) или Василий Сигарев в Театре имени Гоголя и "У Никитских ворот". Но все острее ощущается отсутствие в Москве полноценной открытой площадки, о которой говорят долго, но безуспешно. Критики могут сколько угодно раздувать успехи подвала "Театр.doc" или историческое значение фестиваля "Новая драма", но до тех пор, пока рискованные инициативы молодых не обретут материальную и продюсерскую базу, дело далеко не пойдет. Разбираться же, какая из антреприз перещеголяет других по жадности или пошлости, не слишком интересно. Равно как и сравнивать работающие на холостом ходу репертуарные театры по степени их отстояния от современных норм здравого смысла. Придешь на какого-нибудь "Александра Пушкина", творение семьи Безруковых в Театр имени Ермоловой,— как будто в дремучий темный лес забрел.
В такой неустойчивой, переменчивой ситуации очень важно наличие некого гармоничного спектакля-центра. Но далеко не в каждом сезоне таковой появляется. В закончившемся — был. Сергей Женовач выпустил в Малом театре "Правда — хорошо, а счастье — лучше" Островского, и словно все разнонаправленные силовые линии зрительских ожиданий сошлись на старейшем театре. В кои-то веки он явил пример не заплесневевшего, а живого традиционализма и не самодовольного, а чуткого к умной режиссуре актерского мастерства. Кстати, радость от этого конкретного спектакля вызвала и осторожность в обобщениях: нет таких театральных мест (ну почти нет, лучше все-таки оговориться), на которых следует поставить крест раз и навсегда, и нет таких, которые выиграли монополию на успех.
Под конец сезона произошло событие, о котором, боясь сглазить, говорили весь сезон: Эймунтас Някрошюс выпустил "Вишневый сад" с московскими актерами. Некоторые поспешили объявить постановку едва ли не событием десятилетия. Мне она кажется по крайней мере событием лета, потому что перекидывает мостик из одного сезона в другой. Июльская шестичасовая премьера в Культурном центре на Страстном была скорее публичной демонстрацией "отснятого материала", нежели представлением "смонтированного" результата. В "Саду" Някрошюса иногда случаются действительно гениальные сцены, а иногда буквально часами не случается ничего интересного. (Собственно, то же самое можно сказать и про минувший сезон.) Тем интереснее ждать осени, когда спектакль переедет в нормальное помещение и, возможно, дозреет.