Бывший глава «Росгеологии» Роман Панов, покинувший компанию в апреле, ушел в Газпромбанк, где занял должность первого вице-президента. Господин Панов рассказал “Ъ” о своих обязанностях в Газпромбанке и о том, что необходимо для создания рынка рискового капитала в геологоразведке полезных ископаемых.
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
Фото: Дмитрий Духанин, Коммерсантъ
— Когда вы уходили из «Росгеологии», то перечисляли успехи, достигнутые вашей командой. Теперь вы могли бы назвать допущенные ошибки?
— Не все социальные инициативы, направленные в том числе на повышение мотивации и производительности персонала, были реализованы. Мы были жестко сосредоточены на производственных результатах.
За пять лет мы трансформировали разрозненные предприятия различной ведомственной принадлежности в холдинговую структуру с едиными стандартами управления — как производственными, так и экономическими. За этот период выручка выросла фактически в пять раз, рентабельность по чистой прибыли — с отрицательных значений до 3%, по EBITDA — с 8% до 14%. Существенно обновился парк оборудования. Большой заслугой считаю увеличение контрактной базы, в том числе коммерческой, доля которой достигла почти 50% в портфеле заказов холдинга. Конечно, холдинг проходил все те же этапы развития, как и человек. И безусловно, как каждый ребенок, он делал ошибки. Если к вашему вопросу возвращаться, я бы ответил на него по-спортивному: смотрите, результат на табло! Что касается стратегических целей, задач и результатов, полагаю, они реализованы.
— В полном объеме?
— Несмотря на стагнацию рынка, да, в полном объеме. Главная, на мой взгляд, задача — выполнение прироста ресурсов и запасов по основным госконтрактам. С точки зрения результативности работ мы вышли фактически на уровень показателей эффективности выше 30%, что не достигалось в предыдущие годы. Объекты, которые сегодня холдингом подготовлены,— Чуктуконская площадь по редкоземельным металлам, Новопетровская площадь по меди, Панийское золоторудное месторождение,— это все объекты мирового класса.
— А в нефтяном секторе?
— В этом сегменте работы завершаются фактически этапом параметрического бурения. Если брать по приросту ресурсов нефти категории D1 локализованных, то по итогам 2018 года холдинг показал наиболее высокие цифры — около 7 млрд тонн условного топлива, которые были поставлены на баланс. Также мы получили достаточно интересные результаты бурения. Так, скважина Гыданская-130 открывает возможность интенсивного освоения всей нефтегазоносной провинции в районе Гыданского полуострова, позволяет доказать продуктивность глубоких горизонтов юры и триаса, что практически приведет к удвоению ресурсного потенциала Гыданской НГО.
— Руководство Минприроды инициировало проверку хозяйственной деятельности «Росгеологии», каковы результаты?
— Все члены совета директоров, и я в том числе, были ознакомлены с результатами работы ревизионной комиссии, в расширенном составе которой и проводилась проверка МПР. По результатам проверки никаких существенных нарушений в деятельности холдинга комиссией не выявлено. И выявлено, на мой взгляд, быть не могло.
— После ухода никаких претензий вам не предъявлялось?
— Нет.
— Ряд собеседников рассказывали “Ъ”, что нынешняя должность в банке создавалась специально для вас. Это правда?
— Направление для банка новое, но лишь отчасти. Стратегия развития минерально-сырьевой базы страны до 2035 года предполагает создание инструментов для повышения эффективности финансирования, в том числе поддержки компаний среднего и малого бизнеса, а также инструментов поддержки так называемого юниорного движения.
В мой функционал входит работа с перспективными проектами. Это и оценка уже существующего портфеля, выбор перспективных проектов для инвестирования, поиск возможностей для организации финансирования для тех компаний малого и среднего сегмента бизнеса, которые заинтересованы в привлечении капитала в развитие поздних стадий геологоразведки, и перевод ресурсов в категорию запасов. Речь идет о тех перспективных проектах, которые находятся действительно на стадии геологоразведки (ГРР) либо подготовки к добыче. 14 мая Минприроды утвердило приказ, который позволяет лицензировать по заявительному принципу в регионе Дальнего Востока и Арктической зоне участки категории P1, P2. На сегодняшний момент выдано уже около 2 тыс. лицензий по твердым полезным ископаемым. Все компании, которые лицензируют участки на этих этапах — а это ресурсы уже высоких категорий,— потенциально могут быть клиентами банка.
— Над какими кейсами вы уже работаете?
— Кейсы есть, но не хотел бы их детализировать.
— Речь идет скорее о заемном финансировании или прямом участии в капитале?
— В основном о заемных средствах. Есть активы, в которых банк напрямую участвует, но их немного. Но раскрывать сейчас стратегические планы, мне кажется, преждевременно.
— Зарубежными проектами будете заниматься?
— Фокус все-таки лежит в плоскости реализации активов на территории России.
— Интересуетесь ли нефтесервисными проектами?
— Это одно из тех ключевых направлений, по которым накопленный в «Росгеологии» опыт может быть применим.
— Кто-нибудь из старой команды «Росгеологии» перешел в банк за вами?
— В «Росгеологии» сформирована профессиональная команда. Она осталась в компании. Команда формируется под конкретную задачу, а не наоборот. Наша цель — брать на рынке лучшие кадры. Из этого я буду исходить и при формировании команды. С «Росгеологией» есть возможность взаимодействовать в том формате, который есть сегодня.
— Будет ли закреплено за вами кураторство над дочерними структурами Газпромбанка? Если да, то какими?
— Я буквально неделю назад приступил к исполнению обязанностей. Пока идет определение ключевых направлений, поэтому потенциально такая возможность есть.
— Хотели бы сохранить членство в совете директоров «Росгеологии»?
— Перспективы развития «Росгеологии» лично для меня очень важны. Что касается членства в совете директоров, это будет зависеть в том числе и от загрузки, которая сейчас будет здесь, и политики банка с точки зрения членства сотрудников в органах управления других компаний. Поэтому вопрос открытый. Но мне кажется, что на этом этапе гораздо важнее сейчас сосредоточиться на реализации проектов внутри банка, а взаимодействие с «Росгеологией» выстроить на партнерских отношениях.
— О взаимодействии по каким направлениям идет речь?
— Фактически о нескольких направлениях, включая поставку сервисного оборудования и доступ к финансовым инструментам банка. Подписано соглашение по возможности совместного участия в инвестиционных проектах.
— С вашим приходом банк будет охотнее вкладываться в рискованные стадии разведки?
— Безусловно, банки достаточно консервативно смотрят на такого рода проекты. Но государство прилагает серьезные усилия для того, чтобы это изменить. Например, в Канаде 75% открытий делается за счет юниорных компаний, в Австралии — 66%. В законодательном поле этих стран четко определены параметры, которые позволяют этим компаниям оказывать определенные преференции, в том числе и для привлечения капитала. Как правило, капитализация в таких предприятиях не превышает $30 млн, объем инвестиций в ГРР составляет от $1 млн до $50 млн. Эти компании финансируются либо за счет биржевых инструментов, либо с помощью рынка рискового капитала в виде венчурных фондов.
У нас на сегодняшний момент ни первый, ни второй институты не сформированы, но сейчас создаются условия для того, чтобы они появились. Так, созданы условия для свободного доступа к геологической информации и реализован заявительный принцип, по которому недропользователь может получать участки недр в эксплуатацию уже даже с ресурсами высоких категорий.
— Какие еще условия необходимы для эффективного функционирования такого рынка?
— Это определение параметров юниорных компаний и формирование условий функционирования и преференций. Второй элемент — это возможность использования лицензии как фискального инструмента. То есть лицензия должна все-таки стать предметом оборота, для того чтобы была возможность увеличивать ее капитализацию, использовать в виде залога, в виде инструмента продажи и так далее. Система российского учета запасов пока не соответствует международной, и это третий элемент, который необходим с точки зрения повышения уровня инвестиционной привлекательности. Если эти три элемента появятся, то, конечно, у банка существенно повышается риск-аппетит к такого рода проектам.
— Правильно понимаю, что в основном вы будете заниматься месторождениями твердых полезных ископаемых?
— Это одно из направлений, которое входит в функционал.
— Основное?
— Я бы все-таки сказал, что это одно из направлений, которое, на мой взгляд, является очень перспективным. На сегодняшний момент есть условия для реализации этих проектов, и мы находимся на этапе, когда есть риск-аппетит. Понимание и механизмы формирования объектов на стадии геологоразведки и их капитализации позволяют существенно нарастить такой портфель активов. Как говорится, just in time.
— Какие инвестиции банк готов выделять на такие проекты?
— Как правило — и это абсолютно разумная логика для любых крупных институциональных инвесторов,— логика идет от обратного: покажите качество активов, покажите портфель, покажите потребности в финансировании и результативность этих инвестиций, их надежность, и в зависимости от этого доступ и объем этого финансирования может быть определен.