В ГМИИ им. А. С. Пушкина открылся масштабный арт-проект «Щукин. Биография коллекции», собравший воедино шедевры импрессионизма и постимпрессионизма, разделенные между Москвой и Петербургом. Хотя в названии выставки фамилия знаменитых купцов употреблена в единственном числе, в экспозиции раскрываются вкусы и пристрастия каждого из четырех братьев-коллекционеров. В этом и состоит главная интрига проекта: при всей шедевральности выставленных вещей зрителям предложено восхищаться не ими, а художественным чутьем московских коммерсантов, считает Сергей Соловьев.
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Эмин Джафаров / купить фото
При входе на парадную лестницу ГМИИ зрителей встречают полотнища с розанами и лилиями, на каждом из которых написаны имена главных героев экспозиции: Сергей, Иван, Дмитрий и Петр. Эти цветастые стяги — очевидный намек на торговлю ситцами из Иваново и Шуи, которая позволила отпрыскам купца первой гильдии Ивана Васильевича Щукина курсировать в Париж (а богемному Ивану Ивановичу так и просто прожить там все свое состояние), закупая модные полотна. Правда, помимо упомянутых четырех братьев было еще двое, Николай и Владимир, увы, не заразившихся бациллой коллекционирования. Но здесь важны не нюансы, а некий собирательный образ предпринимателя, который в начале XX века со всей страстью кинулся покупать современное, если не сказать радикальное искусство от Мане до Дерена, претерпел разорение и унижение в годы советской власти, но реабилитирован и даже восславлен. В этом смысле идеальной акцией на вернисаже стало вручение российских паспортов на фоне матиссовского «Танца» французскому внуку Щукина Андре-Марку Делок-Фурко и его супруге.
В деле возвеличивания Щукиных как собирателей самого актуального искусства своего времени Пушкинский музей следует за парижским Fondation Louis Vuitton. Как известно, щукинской коллекции был посвящен выставочный блокбастер фонда 2016 года «Иконы модернизма», собравший немыслимое число зрителей. В Москве, как и обещала директор ГМИИ Марина Лошак, совершенно другая выставка и совершенно другая диспозиция ценностей. Уже хотя бы потому, что проект встроен в залы музейного образца XIX века и кураторов больше заботил чисто московский, краеведческо-биографический ракурс коллекции. Это особенно бросается в глаза в первом зале, посвященном Петру Щукину. Дизайнеры Кирилл Асс и Надежда Корбут вписали в цветаевский интерьер многочисленные шкафы, витрины и стенды с эклектичным собранием Петра Ивановича, оставив на своих местах слепки с древнеримских статуй. Так, «Обнаженная» Ренуара восседает под копытами «Фарнезского быка», из-за большой иконной рамы XVII века и фелони этого же времени выглядывает голова убивающего себя галла, многочисленные светцы, редкие ткани, сундучные ключи и прочий старорусский антиквариат (большая часть которого нынче хранится в Историческом музее) прижимаются к гипсовым торсам.
Следующий зал и вовсе напоминает постоянную экспозицию ГМИИ. Это и понятно: Дмитрий Щукин собирал старое европейское искусство (от Кранахов до малых голландцев и Шардена), которое затем полностью влилось в коллекцию Пушкинского. В погруженном в темноту зале Ивана Щукина ярче всех сияет великое полотно «Кающаяся Мария Магдалина» Эль Греко, привезенное из Будапешта,— безусловный бонус от кураторской команды. Сколько еще богатств разлетелось по другим местам после продажи в Париже коллекции Ивана Ивановича, только предстоит изучить дотошным архивистам.
Отдав должное трем братьям, экспозиция резко разворачивается к Сергею Щукину — как ни крути, но именно он обеспечил Москву и Петербург картинно-валютными резервами. И здесь устроители выставки начинают играть с интерьерными стандартами эпохи модерна, превращая залы ГМИИ в подобие комнат щукинского особняка в Знаменском переулке. Отсюда и пресловутая шпалерная развеска импрессионистов, когда «Голубые танцовщицы» Дега оказываются прижатыми сверху стогами и садовыми мостиками Моне, и экзотический «иконостас» таитянского Гогена, на верхотуре которого, непонятно отчего и зачем, притулился «Портрет доктора Рея» Винсента Ван Гога. Под самый конец вновь приходишь в изумление от игр с гипсовым кичем, когда кубистические работы Пикассо (одна только «Три фигуры», парафраз «Авиньонских девиц», могла бы стать отдельным выставочным хитом) оказываются рядом с древнегреческими дискоболами и прочими Афинами, а между постфовистских полотен Дерена мерцают силуэты статуй Микеланджело.
Можно, конечно, отвлечься от всех этих экспозиционных наслоений и просто восторгаться музеем, который мы потеряли в 1948 году, ведь стоит собрать воедино из ГМИИ и Эрмитажа картины великой щукинской троицы — Сезанна, Матисса, Пикассо, и вот уж мир лежит у твоих ног. Однако урок, извлекаемый из «Биографии коллекции», явно рассчитан на актуальную российскую повестку: в конце концов все лучшие музейные собрания происходят от частных коллекций, государство редко осмеливается покупать неапробированное искусство. Но, как показывает история, в любви к авангарду коллекционер-одиночка пожинает на своем веку насмешки и уколы, и лишь внукам достанутся все цветистые восхищения и благодарности за смелость и прозорливость. Эту нехитрую аксиому мы, видимо, повторим и на следующий год, когда из Эрмитажа доставят в полном составе модернистов, происходящих из особняков купцов Морозовых.
Фото: Эмин Джафаров, Коммерсантъ