Сегодня в Москве пройдет рабочее заседание координационного совета российско-французского форума «Трианонский диалог». Год назад официальный старт проекту взаимодействия по линии гражданских обществ двух стран дали президенты России и Франции Владимир Путин и Эмманюэль Макрон. Сопредседатель «Трианонского диалога», бывший посол Франции в России Пьер Морель отчитался перед корреспондентом “Ъ” Галиной Дудиной о проделанной работе.
Бывший посол Франции в России Пьер Морель
Фото: Александр Петросян, Коммерсантъ
— В начале июня в рамках Петербургского международного экономического форума (ПМЭФ) у вас прошла первая трехсторонняя встреча сопредседателей Петербургского, Трианонского и Сочинского диалогов (с ФРГ, Францией и Австрией соответственно). Вы остались довольны таким новым форматом?
— Мы — «Трианонский диалог» — еще «новенькие», мы стартовали два года назад и пока не до конца сформировали нашу программу. Год назад на ПМЭФ прошло первое формальное заседание координационного совета нашего «диалога» с участием президентов двух стран, и этот год нашей работы был довольно бурным. Формальная общая встреча с нашими коллегами из Петербургского и новорожденного «Сочинского диалога» действительно прошла впервые.
Но когда мы еще только начинали, я встретился с Рональдом Пофаллой, сопредседателем «Петербургского диалога». У нас состоялся интересный разговор. И он сказал: «пожалуйста, не повторите наших ошибок», не надо слишком бюрократизировать работу «диалога», создавать множество подгрупп и выстраивать сложную иерархию. «Петербургский диалог» и его сопредседатели тем не менее работают довольно эффективно, и на совместной встрече мы еще раз услышали, сколько всего они делают. Кстати, газета «Петербургский диалог» (выходит при участии журналистов ИД «Коммерсантъ».— “Ъ”) — это тоже свидетельство качества их работы.
— И чем вы в итоге отличаетесь?
Для нас, «Трианонского диалога», первой задачей было организовать двустороннюю структуру, она получилась более легкой, чем у немецких коллег. И любопытно, что мы с самого начала в уставе прописали, что мы работаем на двусторонней основе, но не исключаем возможности в будущем сотрудничать с другими партнерами. Потому что если нас просят продолжать и поддерживать исторические традиции последних трех веков, то надо рассматривать всю Европу. Франко-российские отношения всегда имели общеевропейский характер. Мы могли бы делать что-то совместно, сохраняя при этом собственную линию.
— Вы говорите, что постарались не перегружать структуру вашего диалога. В итоге в координационный совет с российской и французской сторон вошли по 15 участников — представителей бизнес-, культурной и научной элиты двух стран. Нет ли здесь подмены диалога гражданских обществ диалогом между элитами?
— Во-первых, когда мы говорим об облегченной структуре, речь о том, что мы не стали создавать множество комитетов, подкомитетов и рабочих групп. Во-вторых, мы стремимся уйти от взаимодействия только между элитами. Но для того чтобы действовать, мы должны быть видимыми. Для этого мы используем как сторонние площадки — Гайдаровский форум, ПМЭФ,— так и собственные проекты: мы организовали контакты и дискуссии для урбанистов двух стран, провели конкурс на знание России для французской молодежи. В нем победили изумительные, талантливые молодые люди, которых мы пригласили приехать в Россию. В этом году мы хотим провести олимпиаду на тему искусственного интеллекта, надеемся, что в ней примет участие множество учащихся из обеих стран, лучших из которых мы затем соберем вместе для участия во втором туре.
— Ваши коллеги из «Петербургского диалога» могли бы рассказать вам и о проблемах с финансированием, с которыми они сталкивались. Как вы решаете этот вопрос?
— Это непросто. У нас два отдельных бюджета. Российская сторона получает часть бюджетного финансирования через МИД и МГИМО. У нашего МИДа есть собственный бюджет на это — базовые €300 тыс. в год, плюс отдельные инициативы могут получить дополнительное бюджетное или частное финансирование. Я знаю, что с российской стороны выделяется более значительный объем финансирования, но у нас во Франции укрепляется бюджетный контроль и к новым инициативам традиционно осторожное отношение. Но мы изобретательны и уже планируем новые мероприятия.
— Помимо участия в «Трианонском диалоге» вы также являетесь координатором трехсторонней контактной группы ОБСЕ по урегулированию конфликта в Донбассе. В начале июня вы участвовали в очередной встрече группы в Минске. Расскажите о своей роли в этом процессе.
— Я назначен координатором политической подгруппы от ОБСЕ. Напомню, ОБСЕ привлекли к урегулированию еще в 2014 году, и уже тогда я участвовал в первых этапах — но тогда, по сути во время военных действий, не было условий для политического диалога. Рабочие группы, в том числе по политике, в трехсторонней контактной группе (Россия—Украина—ОБСЕ.— “Ъ”) появились после встречи лидеров «нормадской четверки» в феврале 2015 года. Мы встречаемся два раза в месяц, всего у нас четыре рабочие группы. Помимо политики это группа по безопасности, по гуманитарным делам (она занимается, например, обменом пленными и пропавшими без вести), по экономике (помимо прочего она призвана следить за обеспечением водой и электричеством территорий вдоль линии соприкосновения).
— Вы верите, что с избранием президентом Украины Владимира Зеленского появились новые возможности для урегулирования?
— Как координатор, я должен быть очень осторожен и открыт к диалогу со всеми сторонами. Сам процесс урегулирования — сложный и долгий, у многих наблюдателей он вызывает скепсис и пессимизм. Положение очень серьезное, и это трагедия для 800 тыс. людей, живущих вдоль линии соприкосновения. С обеих сторон по-прежнему опасно, а там живут дети, есть школы. Но когда происходят такие события, как выборы президента, думаю, что все участники, даже люди разных взглядов, признают, что этот момент надо использовать, надо постараться ускорить переговоры.