Два года назад участие фильма Романа Копполы "Агент Стрекоза" (CQ, 2001, ***) в официальной программе Каннского фестиваля вызвало язвительные комментарии и ядовитые сплетни. Дескать, великий и ужасный Фрэнсис Форд Коппола согласился предоставить Канну для мировой премьеры полную версию "Апокалипсиса" только на том условии, что графоманский опус его сына займет в программе достойное место. После премьеры "Агента Стрекозы" пошлые разговоры сошли на нет: Роман снял не великое, но очень умное и симпатичное кино. Возможно, свою роль сыграло то, что он сам в 1965-м родился в Париже, кино — вполне французское. 1969 год, Париж, съемки китчевого фильма о суперсексуальной суперагентессе Стрекозе, которая по заданию мирового правительства должна похитить у окопавшихся на обратной стороне Луны повстанцев секретное оружие. После того как два знаменитых режиссера выпадают из процесса, эксцентричный продюсер доверяет завершение съемок скромняге монтажеру, американскому парню, мечтающему об "авторском" фильме и снимающему, сидя на унитазе, свои длиннющие монологи или диалоги с воображаемыми журналистами. Ну и любовь-морковь, конечно. Но настоящий сюжет "Стрекозы" — 1960-е, вернее, головокружительный финал революционного десятилетия, вернее, стиль 1960-х, вернее, их тайна. А тайна и обаяние 1960-х в их наивности, искренности и целомудрии. Целомудрии, несмотря на сексуальное освобождение. Искренности, несмотря на беспрецедентную демагогию всех модных дискурсов. Наивность, несмотря на истовый нарциссизм. Роману удалось уловить дух тех лет. Он нанизывает приметы времени, но получается не коллаж, не коллекция общих мест, а адекватная картина эпохи. Подруга героя, конечно же, стюардесса. За окнами проносится, конечно же, "Конкорд". Лохматый парень на светской вечеринке, конечно же, впаривает девахе о том, что "я понял, это действительно народное движение". Где, какое, в Китае, в Боливии, неважно. 1960-е были безвкуснейшей эпохой, но китч тех лет вызывает не раздражение, а умиление. Сюжет фильма в фильме — стопроцентное попадание именно в тот китч. Дизайн декораций, обтягивающие комбинезоны Стрекозы, небритость и че-геваровский берет вождя повстанцев, дурацкий пистолет, который замораживает жертв, — пальчики оближешь. Первый режиссер, которого выгоняют за то, что он пытается превратить боевик в левацкую агитку, огромный, нечесаный, клеящий девчонок на баррикадах, широко жестикулирующий, дерущийся с продюсером, — это типа Годар, снимающий "Альфавиль". Параллель не совсем корректна: все бунтари тех лет были небольшого роста, а Андрея играет Депардье, и играет так, что понимаешь — такой и именно такой монстр мог висеть на занавесе каннского фестивального дворца, мешая ему раздвинуться тяжестью своего тела, в знак протеста против буржуазного праздника. Второй режиссер на первый взгляд помесь Элтона Джона с Энди Уорхолом, а еще — немного фотограф из "Блоу ап", а еще — Роже Вадим, снимающий сексуальную поделку "Барбареллу". Тоже параллели неточны: у него вполне кондиционная секс-ориентация, и со съемок он вылетает, разбившись в аварии с соблазненной актриской, — но, как и в случае с Андреем, типаж эпохи угадан отменно. Харизматический итальянец Джанкарло Джаннини играет продюсера, вернее, формулу продюсеров тех лет, почуявших, что бунт пахнет неплохими деньгами, — еще один отлично очерченный персонаж. Роман ничего не утрирует, ничего навязчиво не стилизует, и римские, например, эпизоды фильма, недвусмысленно отсылающие к вселенной Феллини, совершенно органичны. Одним словом, уважил он 1960-е, молодец. "Куклы" (The Dolls, 2001, *****) Такэси Китано уже нарекли самым красивым фильмом начала века. Обычно в таком определении есть нечто унизительное: дескать, картинка красивая. Но у Китано ледяная и надрывная одновременно история безумных любовей сочетается со стилизованной под традиционный кукольный театр эстетикой и извращенно-изысканными пейзажами не просто идеально: в этой гармонии есть что-то безжалостное, бесчеловечное, роковое. Стилистика фильма — плач. О юноше, который бродит по земле, связанный веревкой с обезумевшей возлюбленной, едва не брошенной им ради богачки. О старом гангстере, которого лет сорок ждет на скамейке в парке былая подруга, и он обретает ее заново, но только на секунду, потому что в затылок ему уже целится неприметный киллер. О поклоннике кинозвезды, изуродованной в аварии, который в стремлении приблизиться к ней выкалывает себе глаза. "Куклы" императивны: только так и надо любить, как любят их герои. Только смерть воссоединит мятущиеся, разъединенные половинки целого. Иначе быть не может: ведь все истории любви уже рассказаны, уже разыграны неумолимыми кукловодами. Так что "Куклы" все-таки не красивейший, а прекраснейший фильм начала века.