На кинофестивале в Торонто «Коммерсантъ Стиль» встретился с Чанией Баттон («Ни пуха, ни праха»), режиссером-вундеркиндом, которая училась снимать кино ни много ни мало в Хогвартсе. Она работала на съемках франшизы о «Гарри Поттере», а теперь взялась рассказать историю отношений светской львицы Виты Сэквилл-Уэст (ее играет Джемма Артертон) и писательницы Вирджинии Вульф (в этой роли выступает Элизабет Дебики). Что получилось — можно увидеть в кино с 6 июня.
— Снимать фильм о любимом авторе сложнее, чем любой другой байопик об известном человеке?
— Обязанности режиссера вне зависимости от того, какой фильм он снимает, огромны. От твоих решений зависят сотни других людей и чужие инвестиции. Я уже не говорю о переживаниях, понравится ли картина зрителям. Тот факт, что центральной героиней нашего фильма стала моя любимая писательница, облегчил мои труды. Я настолько хорошо знаю ее работы, что мне не нужно было начинать с нуля. Я занималась научной деятельностью и предметом моих исследований была сама Вирджиния Вульф. Я всегда была ее фанатом. Если вы заглянете в мой Twitter, то увидите, что в последние годы я только и делала, что спамила о ней. Благодаря ее эссе о кино я сама решила заняться кинематографом. Кроме того, при работе над этим проектом нас поддерживали потомки Вирджинии Вульф.
Однако проводить кастинг на роль писательницы было нелегко. Если судить по тем воспоминаниям, что оставили о ней современники, она была буквально неописуемой женщиной. Ее сестра Ванесса Бэлл писала портреты Вирджинии, где у нее не было лица. Если родная сестра писала ее без лица, что же делать нам, киношникам? Что может быть сложнее?
— Тогда как так получилось, что теперь уже две австралийки сыграли роль Вирджинии Вульф — Николь Кидман (в фильме «Часы») и Элизабет Дебики («Вита и Вирджиния»)?
— Мы неспециально! У Австралии хорошо получается «выпускать» потрясающих актрис. От Элизабет так и веет важностью, у нее поразительный интеллект, и она так чувствительна. Я видела ее в постановке в Лондоне, и она меня очаровала. В свою очередь, она заочно знала меня. Оказывается, она видела мое небольшое видео для The Guardian, где я анализировала понятие «сильный женский персонаж», которое меня сильно раздражает. Нет такого понятия.
— Почему?
— Это как с MeToo. Многие используют этот термин, акцентируют внимание на языковых нормах и совершенно забывают о том, что стоит за ним. Мне кажется, что мы наконец-то сдвинулись в этом вопросе с мертвой точки, ведь долгое время под термином «сильного женского персонажа» понимали женщину, которая ведет себя, как мужчина. Их все время сравнивали с мужчиной: «Ага, она ведет себя как мужчина, у нее есть авторитет, она главная, значит, она «сильный женский персонаж». А я думаю, что женщины в кино должны быть немного сложносочиненнее — это не должны быть просто женские особи, которые ведут себя как мужчины. Я хочу показать в кино персонажей, с которыми могу самоидентифицироваться. Я выросла с любовью к кинематографу, но у меня редко появлялось ощущение, что эти фильмы «говорят» со мной. Мне самой нравились фильмы из 1970–1980-х, к примеру, «Империя солнца» — я была без ума от персонажа Миранды Ричардсон.
— Если мы уж заговорили о женственности, как ты ее определяешь?
— В романе «Орландо», который Вирджиния Вульф написала о Вите, ни разу не упомянув ее имя, она говорили о том, что наше настоящее «я» может сочетать в себе мужские и женские качества. У нее у самой были отношения и с мужчинами, и с женщинами. Общество видело в Вирджинии женщину, которая была невероятно хрупкой из-за ее проблем со здоровьем. Отношения с Витой помогли ей найти силы выйти из кризиса. Так что в определенном смысле это фильм о женщине, которая спасает саму себя. Ее спас собственный творческий гений.
— Любопытно, почему такой молодой режиссер решил снять свой второй большой фильм об исторической фигуре...
— Прошлое может нас многому научить и помочь понять, что случится в будущем. Эти уроки полезны, когда мы чувствуем неуверенность в себе, когда происходят политические и глобальные изменения. Я ощущаю это и дома, в Великобритании, и в Штатах. Правда, это не та причина, по которой я решила снять «Виту и Вирджинию». События фильма разворачиваются в 1920–1930 годы, но ту жизнь, которую они вели тогда, посчитали бы прогрессивной и сегодня. Обе героини были замужем, и их мужья были очень открыты и поддерживали их во всем. Они ни от чего не удерживали своих жен, будь то профессиональные, личные или романтические увлечения. Они были невероятно прогрессивны в своих взглядах на искусство.
— Если говорить о сексуальной стороне вопроса, есть мнение, что у Вульф были проблемы в этой области после детской травмы...
— Существует письмо Вирджинии, адресованное сестре, в котором она кое-что рассказывала. Но в ее корреспонденции, как и у других людей, что-то было правдой, а что-то — нет. Все мы пытаемся угнаться за правдой, но нам редко удается поймать ее за хвост. Точно известно, что у Вирджинии были сложные отношения с ее собственным телом, и она писала эссе о том, каково это — жить с хроническим заболеванием. Многие из нас принимают наше здоровье как данность, но что если наше тело больше не контролируется нами? Что если тело нас все время подводит? И что если вы это переживаете в юном возрасте? Я думаю, что люди, которые пережили это, смотрят на мир совсем иначе. В нашем фильме мы старались показать, как ее отношения с Витой помогли Вирджинии в первую очередь найти общий язык с собственным телом, помогли показать, что секс может нравиться.
— Кажется, что в последнее время многие исторические фильмы, вроде «Виты и Вирджинии» и «Колетт», рассказывают о том, как важно найти свой голос.
— Я тоже обратила на это внимание. Но Вита и Вирджиния — взрослые женщины, они не подростки и давно нашли свои голос. Все больше фильмов должны снимать о взрослых женщинах. В кино сегодня так много героинь-тинейджеров или, наоборот, женщин в возрасте, но почему-то режиссеры совершенно не снимают фильмы о женщинах в возрасте «между» подростковым и пожилым! А ведь так много происходит в этот период! Я думаю, что женщины этой возрастной группы давно нашли свой голос, они слышат себя, друг друга, их слушают мужья и общество, но для кинематографистов их голоса новы.
— Ты сама подражаешь стилю Вирджинии Вульф в своем фильме?
— Я хочу польстить себе и сказать, что да, но я стараюсь не имитировать ее. Она как писатель стала для многих музой и многих вдохновляла. Я же старалась позаимствовать у нее то, как она играла с литературными формами и постаралась перенести эти приемы в кино.
— Что еще меня приятно потрясло в фильме буквально с первых кадров, так это современная музыка. Я ожидала услышать что-то из 1920–1930 годов...
— Да, я изначально хотела работать с композитором Изобель Уоллер-Бридж. Меня впечатлило то, как глубоко она погрузилась в работу над фильмом, она приезжала на репетиции и съемки, пока писала музыку. Я знала, что, если я хочу снять фильм о двух необычных женщинах, мне нужен необычный подход.
— Скажи, учитывая все то, что произошло в киноиндустрии за последние пару лет, повлияло это на твою работу женщины-режиссера?
— Конечно, я снимала фильм на фоне всех событий, и лучшего момента было не придумать. Когда вся история с Вайнштейном вскрылась, мы были на съемочной площадке и снимали открывающую сцену фильма, где персонажей Джеммы и ее супруга интервьюируют на радио. Журналист ее спрашивает: «Не помешали ли профессиональные успехи справиться вам с ролью матери?» Представляете, как совпало, снимать именно эту сцену в тот самый день? Мы все — актеры, создатели фильма, художники по костюмам, операторы — говорили только об этом, и разговор был очень интересным. Каждый вне зависимости от своей половой принадлежности рассказывал свою историю, будто что-то вскрылось, и мужчины, и женщины смогли наконец заговорить, рассказать о том, о чем они молчали многие годы.