Инвестиционные инъекции

Количество новых проектов в медицине растет как на дрожжах. По оценке экспертов, наиболее перспективным направлением для инвестиций в ближайшие годы будет MedTech. При этом ни законодательство, ни госсектор в здравоохранении, куда отчаянно рвутся частные игроки, пока не готовы справиться с хлынувшим на них потоком цифровых решений. Куда владельцы капиталов прикладывают свои силы, выясняла Елена Большакова.

Медицинская отрасль очень разветвлена, поэтому точных оценок объема ежегодных вложений в ней в мире нет. В России в 2017 году сумма вложений в медицинские стартапы оценивалась в 80 млрд рублей, приводит данные гендиректор сети клиник пластической хирургии и косметологии Алена Куталия. Это в три раза больше, чем 2016 году. В 2018 году, цитирует эксперт данные РБК, российские венчурные фонды, инвесторы и корпорации вложили в медицину более $350 млн.

Фондовые сынки

На долю фондов пришлось 65% известных сделок. Как замечает Дамир Сухов, директор практики по работе с компаниями сектора здравоохранения и фармацевтики КПМГ в России и СНГ, в последние годы снизилась активность частных представителей этого инвесторского крыла — фондов Бэринг Восток, VIY Management, Elbrus Capital, Russia Partners и других. «За последние два года в этой отрасли мы делали только follow-on investments (дополнительные инвестиции.— BG) в Doc+,— говорит партнер «Бэринг Восток Кэпитал Партнерс» (BVCP) Константин Повстяной.— Но в портфеле фондов остаются Group EMC (Европейский медицинский центр) и сеть поликлиник "Семейный доктор", которые регулярно делают новые проекты. ЕМС за это время открыл перинатальный центр, крупный специализированный центр реабилитации, а также — через оператора домов ухода за пожилыми людьми Senior Group — современные центры в Малаховке и в Жуковке в Подмосковье».

Проекты государственных и окологосударственных корпораций и фондов отличаются масштабом. Например, создание медкластера на Северном Кавказе учрежденной ВЭБ «Корпорацией развития Северного Кавказа» оценивается в 162 млрд рублей. В партнеры госкомпании нередко берут все тех же частников. Так, объем частных инвестиций в ГЧП, связанные с ядерной медициной, по данным Vademecum, достиг 10,7 млрд рублей. «Основным инвестором по этому направлению в России выступает компания "Мединвестгрупп" (МИГ), на 70% принадлежащая основному владельцу "Фармстандарта" Виктору Харитонину,— рассказывает Алена Куталия.— МИГ строит сеть центров позитронно-эмиссионной томографии "ПЭТ-Технолоджи" и планирует до 2025 года, помимо 11 действующих, открыть в регионах еще 40 центров ядерной медицины, вложив в строительство сети 20 млрд рублей». Среди последних примеров партнер, руководитель корпоративной и налоговой практик O2Consulting Наталья Кузнецова вспоминает приобретение АФК «Система» в конце 2018 года акций фармпредприятия «Оболенское» с объемом инвестиций 15,5 млрд рублей и плановое присоединение к проекту консорциума инвесторов в составе РФПИ, РКИФ и других крупных ближневосточных фондов с общим объемом инвестиций до 4 млрд рублей.

Стабильность в профиль и анфас

На рынке частных медуслуг движущей силой остаются профильные медицинские компании — как решившие пустить корни в Петербурге «Медси» и «Мать и дитя». Но и непрофильные инвесторы все активнее разбавляют свой бизнес медицинскими и околомедицинскими проектами. Алексей Мордашов в 2017 году включил сеть клиник «АВА-Петер» в состав своей «Севергрупп». А планы по реконструкции и созданию курортно-санаторных объектов на Финском заливе на месте советских лечебниц реализуют RBI и страховая группа «Согаз», структуры «Газпрома» в 2018 году выкупили у ЛСР санаторий «Дюны». «Крупные непрофильные инвесторы используют медицину для диверсификации вложений свободных средств со стабильным уровнем маржинальности,— говорит директор по развитию направления «Здравоохранение» компании «Нетрика» Владимир Соловьев.— Кроме того, медицина открывает отличные возможности для масштабирования бизнеса: первый построенный объект может в дальнейшем развиваться как сеть медицинских учреждений». Доля платных услуг в России продолжает расти, добавляет господин Соловьев, и ожидается, что в 2020 году будет составлять 60%. Сейчас это 55% — 622 млрд рублей. При этом огромная доля услуг в медицине пока еще предоставляется условно государственными клиниками. «По мере роста экспертизы у коммерческих клиник и готовности потребителя оплачивать услугу, в том числе возможность частных провайдеров работать на рынке ОМС по коммерчески состоятельным тарифам, мы видим огромный потенциал сектора»,— констатирует Константин Повстяной из BVCP.

Горькая пилюля

Фармкластер РФ, находясь под пристальным вниманием государственных деятелей, активно развивается. И тем не менее — или ввиду этого внимания — он страдает от множества хронических болезней российской экономико-правовой системы, что держит инвесторов в напряжении. Во-первых, рынок узкий. По подсчетам декана факультета технологического менеджмента и инноваций Университета ИТМО Антона Гопки, он составляет всего 2% от мирового и доля инновационных медикаментов предельно мала. «В стране сотни проектов, которые ведут разработки препаратов, медустройств и средств диагностики. Для понимания масштаба, в США их более 15 тыс.»,— ссылается господин Гопка на данные Capital IQ. «Рынок стартапов в фармацевтике довольно закрытый, поскольку проекты здесь требуют проведения клинических исследований,— объясняет директор инвестиционного фонда AdFirst Олег Дронов.— Одно исследование — это минимум три года работы, ни одному классическому стартапу или венчурному фонду такие сроки и расходы, даже просто на зарплату, не потянуть». На фоне снижающихся и крайне нестабильных цен на препараты никакие средне- и долгосрочные проекты по разработке препаратов просто невозможны, поэтому, по мнению господина Гопки, вывода российских проектов на международный уровень не произойдет без кратного увеличения затрат на лекарственное обеспечение со стороны властей. Помимо этого, считает он, необходима активная гармонизация стандартов всех стадий разработки и производства лекарств с международными практиками, и главное — бескомпромиссная защита прав интеллектуальной собственности.

«Понятно, что если вы хотите иметь инновационные препараты, то нужно увеличивать финансирование,— согласен генеральный директор Merck Biopharma в России и СНГ Маттиас Вернике.— В Германии на здравоохранение расходуется практически 12% ВВП, в США — 16%. В России — пока примерно 4–6%». Сам Merck в своих подразделениях по миру в прошлом году на R&D потратил более €2 млрд. Однако вектор развития компании в РФ — трансфер технологий в партнерстве с локальными игроками. И в нашей стране он актуален для всех представителей глобальной фармы.

Среди неочевидных, но привлекательных направлений инвестиций в России — цифровые решения с применением искусственного интеллекта в сфере b2b/b2g и инфраструктурные решения для компаний Big Pharma. Как полагает Антон Гопка, отработанные в России, эти решения могут эффективно масштабироваться на глобальные рынки, где существует не только потребность в повышении эффективности фармотрасли, но и готовность платить за подобные инновации.

Госпожа Куталия в качестве примера приводит компанию Biotx.ai, разработавшую платформу, которая анализирует клинические данные о здоровье пациента, а после, используя data science и машинное обучение, проводит стратификацию пациентов — разделение на группы под различные клинические исследования. Технология позволяет точно определить, какое именно лечение подходит пациенту, говорит эксперт. Стартап вышел на рынок капитала в 2017 году, получив инвестиции в размере €2 млн, а основными инвесторами стали все тот же Merck Accelerator, Startupbootcamp и Ruppiner Kliniken.

Цифра на переднем краю

Проекты цифровых технологий в здравоохранении — бесспорный лидер в борьбе за внимание инвесторов. «Это и различные разработки на базе искусственного интеллекта для диагностики заболеваний. Например, проекты Botkin AI, Diagnocat,— перечисляет Наталья Кузнецова из O2Consulting.— И специализированные программы для организации и управления клиническими исследованиями, в том числе с использованием и обработкой Big Data. Например, проект Data Matrix, который уже предпринимает шаги по выходу и на международные рынки». Основная проблема, говорит Олег Дронов, что единого стандарта для таких платформ нет, в разных странах требования неодинаковы, а до создания универсальных протоколов цифровой медицины рынку еще далеко. «Инвестировать в создание инфраструктуры такого масштаба могут себе позволить либо государства, либо крупнейшие международные игроки»,— добавляет он.

В России развитие отрасли идет в основном за счет государственных бюджетов. Ежегодный совокупный объем этих инвестиций в информатизацию здравоохранения составляет около 4 млрд рублей, уточняет Владимир Соловьев, а ожидаемый объем ежегодных госвложений в digital здравоохранения РФ — примерно 20 млрд рублей.

За рубежом, по данным эксперта, примерно 70% в структуре MedTech-инвестиций тратится на разработку носимых устройств, еще по 10% распределяется на искусственный интеллект, медицинские информационные системы и системы обучения. Так, самым успешным стартапом в b2c стало мобильное приложение для релаксации CALM.

Объем мирового рынка диджитал-медицины в 2018 году составил около $100 млрд, и по прогнозам к 2020 году он удвоится. Около 80% этого рынка сегодня приходится на Штаты, подчеркивает господин Соловьев. США являются лидером и в части инвестиций. В 2016 году в медицинские IT здесь вложено примерно $4,5 млрд, в 2017-м — $5,7 млрд, в 2018-м— $8,1 млрд.

В России, отмечает Олег Дронов из AdFirst, наиболее популярный вид медицинских стартапов — платформы для поиска клиники и записи к врачу, носимые устройства для больных диабетом и гаджеты для экспресс-анализов. По мере доработки законодательства, считает он, все больше будет появляться проектов телемедицины.

«Один из самых ярких отечественных кейсов в этой сфере — сервис вызова врача на дом Doc+, который в 2016 году привлек $5,5 млн инвестиций от "Яндекса" и фонда Baring Vostok. В 2017 году о выходе на рынок телемедицины объявили МТС и "Медси", дистанционные медконсультации запустила группа "Ренессанс-страхование" совместно с сетью клиник "Доктор рядом". А "Яндекс" в 2017 году приобрел сервис по подбору врачей и записи к ним Docdoc»,— перечисляет Алена Куталия. Кроме того, летом прошлого года сервис «Яндекс.Такси» совместно с несколькими топливными компаниями начал тестировать дистанционный медосмотр водителей. На автоматизированных пунктах на АЗС «Газпром нефти», «Нефтемагистрали» и Shell в Москве водители за несколько минут проходят предрейсовые медпроцедуры, такие как измерение кровяного давления и тест на содержание паров алкоголя. Если выявляются противопоказания, система не открывает водителю доступ к заказам сервиса.

Закон о телемедицине принят два года назад, и примеров инвестиций в нее уже великое множество. Тем не менее многие вопросы не будут решены без дополнительного юридического регулирования этой сферы. «Например, в существующей системе телемедицины строго предусмотрена авторизация всех сторон, но из-за несовершенства законодательства могут возникнуть проблемы с идентификацией пользователей. Кроме того, важен вопрос обучения работников сферы здравоохранения информационным технологиям»,— говорит генеральный директор Проектного офиса развития Арктики Борис Тарасов. На отдаленных территориях, по его словам, не решены вопросы технического плана, из-за чего теряется сама суть феномена — обеспечение медпомощи в труднодоступных частях страны. «Главной проблемой является ограниченная доступность интернет-связи на территории арктической зоны, а также наличие высокотехнологичного оборудования и даже просто Wi-Fi в больницах,— рассказывает господин Тарасов.— Из всех регионов Крайнего Севера телемедицина развивается только в Якутии, делаются попытки в Ненецком автономном округе». При попытках внедрить нововведения в сферу здравоохранения в других регионах возникают сложности.

«Темпы удорожания медицинских услуг во многих странах опережают общеэкономическую инфляцию. В США проблема стоит наиболее остро: компании тратят на медицинское обслуживание сотрудников сумму, эквивалентную ВВП Испании, то есть больше триллиона долларов. В России наблюдаются те же тенденции: рост цен на медицинские услуги в 2018 году в среднем составил от 6 до 10%»,— говорит генеральный директор BestDoctor Марк Саневич. Сохранение этого тренда, по его мнению, может означать два вероятных исхода: либо государство и бизнес будут тратить на медицину все больше, либо помощь будет доступна все меньшему проценту населения. Поэтому компании, которые повышают доступность медицинской помощи и улучшают сервис,— это глобальный тренд, и MedTech-индустрия останется одной из самых привлекательных и перспективных для инвесторов как в России, так и по всему миру.

Прямая речь

«Социально значимы, но не востребованы рынком»

Олег Дронов, директор инвестиционного фонда AdFirst:

— Есть много интересных с точки зрения идеи стартапов. Например, методика неинвазивного определения уровня сахара в крови или детекции меланомы по фото родинки. Нельзя сказать, что это коммерчески успешные проекты. Они социально значимы, но пока не востребованы рынком. Такая ситуация в целом понятна, если учесть новизну отрасли и отсутствие сформированного спроса со стороны населения на цифровые медицинские услуги и гаджеты.

Владимир Соловьев, директор по развитию направления «Здравоохранение» компании «Нетрика»:

— На хайпе в мире такие темы: искусственный интеллект, диагностические трикодеры и мониторинговые девайсы, генная инженерия (таргетные препараты против рака), 3D-печать (синтез тканей и продуктов питания животного происхождения), дистанционный и самостоятельный мониторинг жизненных показателей, извлечение неструктурированной информации, роботизация и нанотехнологии, VR/AR.

Алена Куталия, гендиректор сети клиник пластической хирургии и косметологии, основатель Международного центра повышения квалификации пластических хирургов:

— Среди получивших признание за границей известных российских медицинских компаний — 3D Bioprinting Solutions, дочерний проект холдинга Invitro. Компания является резидентом «Сколково» и одной из самых заметных компаний в области биопринтинга в мире. Однако цели, которые она перед собой ставит, можно будет достичь не ранее чем через 15–20 лет, а пока надо постоянно вкладывать деньги в разработку и совершенствование технологии. В перспективе этот проект может изменить сферу здравоохранения, поскольку вместо больных органов из собственных клеток человека можно будет напечатать здоровые. Скажется это и на сфере трансплантации органов.