В театре "Балтийский дом" в рамках дней Польши в Санкт-Петербурге открыта выставка знаменитого польского фотографа Кшиштофа Гералтовского, ведущего с 1982 года летопись "Поляки. Современные портреты", которая включает в себя свыше 80 тысяч негативов. Комментирует МИХАИЛ Ъ-ТРОФИМЕНКОВ.
На открытии выставки Кшиштоф Гералтовский вел себя как темпераментная, расчетливо-эксцентричная звезда, картинно жестикулируя а-ля модный дирижер, кумир меломанок. А как иначе может вести себя единственный человек в мире, которому удалось заставить военного диктатора Польши, генерала Войцеха Ярузельского, снять черные очки? Хотя генерал носил их вовсе не в подражание Пиночету, а из-за болезни глаз, испорченных на советском лесоповале; его очки стали в начале 1980-х угрюмым символом тоталитаризма. Снять очки с Ярузельского — все равно что причесать Эйнштейна, сбрить усики Гитлеру или отобрать сигару у Фиделя Кастро. Забавно, но главный оппонент Ярузельского, тоже символ, но демократического движения "Солидарность" — Лех Валенса, оказался менее чувствителен к воле художника, чем генерал. Когда фотограф попросил его — всего лишь — склониться над слесарными инструментами, гданьский бунтарь насупился и пробурчал: "Я не актер".
Обе модели были по-своему правы. Ярузельский понимал, что войдет благодаря камере Гералтовского в пантеон великих поляков конца ХХ века и есть шанс, что именно его непривычно "обнаженный" образ останется в памяти потомков. Валенса же чуял своим слесарным нутром, что этот варшавский "пижон" не то что готовит ему какую-то подлянку, но откровенно выбирает за него, какую роль следует сыграть. Играть же он, Валенса, хотел только по своим правилам.
Портреты Кшиштофа Гералтовского не назовешь светскими в привычном смысле слова: он, мягко говоря, не старается приукрасить выступающие из мрака модели, а то и превращает их в монстров. Но они обладают свойством, которое иначе как "эффект ожидаемого сюрприза" не назовешь. В знаменитостях видишь именно то, что ожидал, но возведенное в степень. Гералтовский не открывает их с неожиданной стороны, а акцентирует мифы, льстит героям, придавая налет сверхчеловечности. Художник Рышард Винярски: усы подхорунжего и мощные ладони работяги. Балетмейстер Пшемыслав Гинтровски: развевающиеся рукава средневекового гистриона. Писатель Ежи Косиньски: измученный и мудро-циничный взгляд придает портрету бонвивана ретроспективный ужас. Кажется, он знает о близкой трагедии: обвинения в обмане общественного мнения США, в присвоении чужой биографии, чужих военных страданий, жуткое самоубийство. Эксперт по вооружениям Тадеуш Пиуро: лица не видно, голова сжата руками, словно ему страшно или стыдно смотреть в глаза людям. Великий режиссер Ежи Гротовский: полугуру, полу-Распутин. Актриса Кристина Янда: задыхающийся огромный ребенок, измученный, как ее героиня-зэчка из фильма "Допрос".
Все они соответствуют представлениям о том, как должен выглядеть "настоящий" художник, режиссер, юрист. Иногда это соответствие от противного: "роковая женщина" Эльжбета Оципко, ведьмочка с обнаженными плечами, почти уродлива, но не теряет при этом бесстыжей привлекательности. Фотограф — умный, проницательный игрок, скорее всего, мизантроп. Когда он издает календарь "Гералтовский-2002" с кукишем на обложке или выставляет автопортрет, рентгеновский снимок своего скелета, он просто примеряет на себя шутовской колпак, дающий право не только вертеть миром и людьми как ему заблагорассудится, но еще и выслушивать за это благодарность.