2450 лет назад Фукидид приступил к написанию своей «Истории», которая принесла ему славу основоположника научного подхода в исторической науке. Эта книга сегодня служит настольным пособием по геополитике для государственных деятелей.
Бюст древнегреческого полководца и историка Фукидида из Королевского музея Онтарио
Фото: Royal Ontario Museum
Годы жизни Фукидида известны приблизительно, как у большинства знаменитых эллинов, но год, когда история родилась как наука, астрономам известен точно. В 431 году до н. э. над территорией Древней Греции наблюдалось сравнительно редкое кольцевидное солнечное затмение, и в том же году началась Пелопоннесская война между Афинами и Спартой.
«Фукидид-афинянин описал войну пелопоннесцев с афинянами, как они воевали между собой. Приступил же он к своему труду тотчас после начала военных действий… Война эта стала величайшим потрясением… можно сказать, для большей части человечества» — так, именуя себя в третьем лице, начинает «Историю» Фукидид.
Две «Истории»
Точно так же примерно на 20 лет раньше начал свою «Историю» Геродот: «Геродот из Галикарнаса собрал и записал эти сведения, чтобы прошедшие события с течением времени не пришли в забвение и великие и удивления достойные деяния как эллинов, так и варваров не остались в безвестности, в особенности же то, почему они вели войны друг с другом».
Поводом для написания Геродотом «Истории» тоже была «мировая война» античной ойкумены — почти непрерывная череда греко-персидских войн, длившихся полвека и закончившихся за 18 лет до «мировой войны» Фукидида победой греков, они остановили экспансию персов на запад.
Но для Геродота война была поводом и для того, чтобы изложить все, что ему удалось узнать в ходе его путешествий по эллинским и сопредельным странам и рассказов других путешественников по более отдаленным местам. Греко-персидские войны занимают только половину его «Истории», а ее первая половина — это смесь из мировой истории, начиная с Троянской войны (завершилась в 1225 году до н. э.), географии, этнографии, культурологии, литературоведения и даже биологии, если пользоваться современной классификацией наук, то есть фактически это была первая в мире энциклопедия.
Фукидид тоже предваряет свой труд очерком мировой истории до описываемой им войны. В схолиях Ксенофонта (комментариях к тексту Фукидида) это вступление получило название «Археология», закрепившееся потом в исторической науке как название глав 2–19 книги I «Истории» Фукидида.
Краткий курс всемирной истории Фукидида намного короче, но захватывает более древние времена, чем у Геродота. Если пользоваться современной периодизацией, то Фукидид начинает свою «Историю» с крито-микенской цивилизации бронзового века (царя Миноса — 3000–1260 годы до н. э.) и последовательно, через греческие Темные века (Гомеровская эпоха), архаическую Грецию, доходит до современной ему классической Греции, пика ее расцвета во главе с Афинами.
Научный подход
Разница обеих «Историй» очевидна: Геродот писал о более интересных вещах и более занимательно, Фукидид был суше и зануднее. Сегодня это называется научностью. У Геродота ее в современном понимании просто нет. Он с одинаковой легкостью приводит в качестве подтверждения и достоверные источники, и такие: «говорят» и «такой рассказ я сам слышал».
Фукидид такие «источники» исключает сразу. «Что происходило еще раньше, установить точно не было возможности в силу отдаленности от нашего времени»,— пишет он, добавляя, что судить об этом можно только «на основании проверенных и оказавшихся убедительными свидетельств» и «основательная проверка сведений была делом нелегким».
«Как ни затруднительны исторические изыскания, но все же недалек от истины будет тот, кто признает ход событий древности приблизительно таким, как я его изобразил, и предпочтет не верить поэтам, которые преувеличивают и приукрашивают воспеваемые ими события, или историям, которые сочиняют логографы (более изящно, чем правдиво)… Мое исследование при отсутствии в нем всего баснословного, быть может, покажется малопривлекательным. Но… мой труд создан как достояние навеки, а не для минутного успеха у слушателей». Общий тон этого пассажа Фукидида наводит на мысли о поговорке «сам себя не похвалишь…», а его замечание насчет логографов (писателей) — это камень в огород Геродота, что без лишних слов было понятно их современникам. Но объективно история у Фукидида больше отвечает современному представлению об исторической научности.
Шерше ля фам
По Геродоту глубинной причиной греко-персидских войн, в том числе и последней, которую он описывал, было взятие греками Илиона, точнее, повод Троянской войны — похищение Парисом прекрасной Елены. Как пишет Геродот, «похищение женщин, правда, дело несправедливое, но стараться мстить за похищение, по мнению персов, безрассудно... Ясно ведь, что женщин не похитили бы, если бы те сами того не хотели. По словам персов, жители Азии вовсе не обращают внимания на похищение женщин, эллины же, напротив, ради женщины из Лакедемона собрали огромное войско, а затем переправились в Азию и сокрушили державу Приама. С этого времени персы всегда признавали эллинов своими врагами».
Иными словами, раз уж греки уничтожают целые государства из-за женщины, терпеть таких ненормальных соседей опасно, лучше раз и навсегда с ними покончить.
У Фукидида причина войны между Афинами и Спартой сформулирована проще, мотив был геополитический, без малейшей примеси субъективных эмоций: «Истинным поводом к войне (хотя и самым скрытым), по моему убеждению, был страх лакедемонян (спартанцев.— С. П.) перед растущим могуществом Афин, что и вынудило их воевать».
Афинян Трамп и спартанец Си
С легкой руки современного американского историка Грэма Эллисона из Гарварда эта простая и очевидная даже с обывательской точки зрения причина всех мировых войн получила название Thucydides Trap («ловушки Фукидида»). Своей медийной броскостью и скромным шармом научности эта формулировка понравилась журналистам-международникам, и теперь они помещают в «ловушку Фукидида» всех, кого не лень.
Первым на страницах The New York Times в январе 2011 года в нее попал Ху Цзиньтао и аккуратно был вызволен оттуда Бараком Обамой, сейчас Дональд Трамп изо всех сил тащит из нее Си Цзиньпина, а тот сопротивляется. Путин как президент в «ловушку Фукидида» пока не угодил, но старшее поколение россиян, включая его, уже побывало в роли лакедемонян.
В ноябре 1984 года замдиректора ЦРУ по разведке Роберт Гейтс (в будущем министр обороны США при Буше-младшем и Обаме) кратко познакомил с содержанием «Истории» Фукидида членов подкомитета по международной торговле, финансам и безопасности экономики Конгресса США. Дав конгрессменам почувствовать себя афинянами, далее он в своем докладе провел аналогию между СССР и Спартой накануне Пелопоннесской войны. Это не шутка и даже не преувеличение, доклад Гейтса так и назывался: Sparta and the Soviet Union in U. S. Cold War Foreign Policy and Intelligence Analysis («Спарта и Советский Союз во внешней политике США периода холодной войны. Анализ разведданных»). Любой может почитать его в интернете.
Наставник Киссинджера
Геродот и Фукидид были переведены на латинский язык, то есть стали доступны всем европейским ученым, практически одновременно на рубеже XV и XVI веков, но Фукидид долго оставался как бы в тени Геродота. Известность он приобрел только после Второй мировой войны, когда в Лондоне вышла книга «Открытое общество и его враги» Карла Поппера, в которой он назвал Фукидида «величайшим историком, наверное, из всех, какие когда-либо были» и, естественно, постарался это доказать.
Карл Поппер был уважаемым ученым и известным человеком, а в «Истории» Фукидида действительно можно увидеть много аналогий с современным миром, в итоге его популярность среди ученых и политиков стремительно выросла. Много позже польский писатель Рышард Капущинский так объяснил этот феномен: «Генералы и государственные деятели любили его: мир, который он рисовал, принадлежал им, эксклюзивному клубу брокеров власти. Не случайно и сегодня Фукидид выступает в качестве духовного наставника в военных академиях, неоконсерваторских мозговых центрах и сочинениях таких людей, как Генри Киссинджер; в то время как Геродот был избран творческой интеллигенцией в качестве пищи для изголодавшейся души».
Двойной портрет отцов истории
Но Геродот со своей «Историей» был первым, а Фукидид, хотя и с ничтожным по историческим меркам разрывом во времени, все-таки вторым. К тому же его «Историю» нельзя было назвать бестселлером, в античном мире его читали в основном ученые, а сочинение Геродота было популярным. Поэтому много лет спустя Цицерон назвал именно Геродота «отцом истории», а вторых отцов не бывает. Тем не менее римляне поставили им обоим общий памятник — двойную герму.
Четырехугольный столб венчал общий бюст Геродота и Фукидида, которые, как сиамские близнецы, срослись затылками и смотрели в диаметрально противоположные стороны. Чтобы не было сомнений, под каждым на его стороне бюста подписали их имена. Сейчас эта символическая герма стоит в Национальном музее археологии в Неаполе. У обоих отреставрированы отколовшиеся носы: у Геродота почти целиком, у Фукидида только кончик.
Пелопонесская гражданская война
Полувековая греко-персидская война, описанная во второй половине «Истории» Геродота, была, по современной терминологии, войной отечественной. Речь шла о выживании Древней Греции как государства (союза государств-полисов) и самих греков как этноса под натиском Персии.
После победы греков слово «мидизм» (персофильство; греки ошибочно переносили этноним «мидийцы» на персов, хотя именно персы отобрали у мидийцев Иран) приобрело отрицательную коннотацию, как слово «коллаборационизм» после Второй мировой войны. Символом мидиста-коллаборанта стал греческий полководец Фемистокл, который перешел на службу к персам и получил в награду от царя Артаксеркса I сатрапию в Персии.
Пелопоннесская война, описанная у Фукидида, была войной гражданской. Ионийские греки, населявшие острова Эгейского моря и побережье Аттики и Малой Азии во главе в Афинами, воевали с континентальными дорийскими греками во главе со Спартой. У афинян и их союзников была демократическая форма правления, в Афинах, например, глава государства-полиса избирался сроком на один (!) год. У спартанцев и их союзников была олигархическая форма правления или просто тирания.
Третьей силой, внешней, была персидская империя. К ней противоборствующие стороны время от времени обращались за помощью материальной и моральной (просьбы о демонстрации персидской военной силы в их интересах), спартанцы — чаще и с большим успехом.
Патриотизм полисный и партийный
У российских историков античности в последние годы заметно растет число исследований, посвященных патриотизму в «Истории» Фукидида, что понятно: научное обоснование патриотизма у нас актуальная тема.
Ионийские греки и особенно афиняне были богаче, чем их противники под предводительством Спарты. У афинян уровень жизни, как материальный, так и культурный, был выше, права и жизнь человека они ценили больше, то есть основой их государственности, выражаясь современным языком, были демократия и либеральный ценности. Они все это ценили, но по-разному. Фукидид в своей истории дает два образца патриотизма афинян.
Первый — в надгробной речи Перикла на похоронах павших на войне солдат: «Наши предки всегда неизменно обитали в этой стране и, передавая ее от поколения к поколению, своей доблестью сохранили ее свободу до нашего времени. И если они достойны хвалы, то еще более достойны ее отцы наши, которые, умножив наследие предков своими трудами, создали столь великую державу, какой мы владеем, и оставили ее нам, ныне живущему поколению… Я желал бы показать, что в нашей борьбе мы защищаем нечто большее, чем люди, лишенные подобного достояния... Эти герои не утратили мужества, презрели наслаждение богатством или надежду разбогатеть когда-либо и не отступили и перед опасностью. Отмщение врагу они поставили выше всего, считая величайшим благом положить жизнь за родину».
Вторая речь о патриотизме в его «Истории» принадлежит афинскому полководцу Алкивиаду, проигравшему сражение за Сицилию и перешедшему на сторону спартанцев и так объяснявшему им причины этого: «Ведь мы, Алкмеониды, всегда были врагами тиранов; под словом “народная партия” понимают все, что противодействует господству одного человека, и поэтому наша семья всегда стояла во главе народной партии. …Конечно, как и все здравомыслящие люди, мы понимали, что представляет собой демократия, и у меня не меньше оснований, чем у кого-либо другого, бранить ее. Впрочем, об этом общепризнанном безрассудстве ничего нового не скажешь. Тем не менее мы считали рискованным изменять форму правления, когда враги, подобные вам, стоят у ворот… Пока я безопасно пользовался гражданскими правами, я любил отечество, но в теперешнем моем положении, после того как мне нанесли тяжелую и несправедливую обиду, я — уже не патриот. Впрочем, я полагаю, что даже и теперь я не иду против отечества, так как у меня его нет, но стремлюсь вновь обрести его. …Немедленно отправьте экспедицию в Сицилию и выступайте походом в Аттику. Подоспев на помощь с небольшим отрядом, вы… раз и навсегда покончите с могуществом афинян. Таким образом, и впредь вы будете жить в мире и безопасности в вашей стране и стоять во главе всей Эллады, которая подчинится вам добровольно и с любовью, а не по принуждению».
Чего не понял Фукидид
Как ученый Фукидид не комментирует в своей «Истории» эти две речи, просто дает их дословно. Отношение к ним он выразил своей жизнью. Точно так же, как Алкивиад, он, командуя афинской эскадрой, проиграл сражение за стратегически важный город Амфиполь (через него в Афины шел импорт леса для строительства трирем). Но в отличие от Алкивиада не бежал к врагу, а явился на суд в Афины. Суд приговорил его к изгнанию, а когда спустя 20 лет вернулся в Афины, он почти сразу умер. Некоторые античные, а также современные историки считают, что его убили как одного из виновников поражения афинян в войне, точно так же, как убили за это вернувшего в Афины после войны Алкивиада.
Победили спартанцы, правда, при этом сами попали в зависимость от Персии, а в Греции появился новый центр объединительной силы — Македония, которая спустя век поглотила всю Грецию, а заодно Персию и еще полмира. А еще через век Греция стала одной из провинций Римской республики, где еще через сто лет уже упоминавшийся выше Цицерон кратко сформулировал то, что в своей речи пространно пытался объяснить Алкивиад и что так и не понял до последнего момента своей жизни Фукидид: ubi bene, ibi patria. Родина там, где хорошо.