Парижская опера пополнила свой репертуар балетами знаменитого Нидерландского театра танца (NDT): хореограф и худрук труппы Пол Лайтфут и его многолетний соавтор Соль Леон перенесли на французскую сцену «Sleight of Hand» (2007) на музыку Филипа Гласса и «Speak to Yourself» (1999) на музыку Иоганна Себастьяна Баха и Стива Райха. Из Парижа — Мария Сидельникова.
В балете «Sleight of Hand» танцовщики, сидящие на пятиметровых стульях, ведут диалог со своими коллегами на сцене
Фото: Agathe Poupeney/Opera national de Paris
В балетном мире принято считать, что по современному репертуару Парижской опере нет равных. И действительно, сложно найти хореографов, которые не работали бы с парижанами. И то, что Соль Леон и Пол Лайтфут оказались в их числе, выглядело упущением. Тут даже Большой театр опередил Парижскую оперу, заполучив пару лет назад в свой репертуар их балет-трагикомедию «Совсем недолго вместе».
Восполнить пробел взялась Орели Дюпон. Из полсотни балетов Леон и Лайтфута она выбрала два, поставленных с разницей почти в два десятилетия, но стилистически близких и точно формулирующих хореографический почерк дуэта: немного балетного абстракционизма Ханса ван Манена, немного философии Иржи Килиана, много классики, образности, смыслов и символов, и все это в визуальном смысле очень эффектно.
«Sleight of Hand» открывается впечатляющим кадром. В черной беспросветной коробке сцены — два стула метров пять высотой, скрытые под складками балдахина. На них мужчина и женщина (этуаль Стефан Бюльон и первая танцовщица Ханна О`Нейл). Он во фраке, она затянута в строгое платье, тоже черное. К финалу — а действие развивается от тьмы к свету и обратно — от платья не останется и следа.
Тусклый свет прожектора выхватывает силуэты, и там, наверху, на стульях, начинается танцевальный диалог на повышенных тонах. Он то прерывается, то возобновляется, но фоном проходит через весь спектакль. В своих сидячих выступлениях Бюльон и особенно О`Нейл выглядят крайне самоотверженно. Ломают корпус в резких, неожиданных пор-де-бра, как будто нет ни ребер, ни живота; пророчески жестикулируют, предвещая недоброе, и корежат лица в шипящем оскале, словно они горгульи со сгоревшего Нотр-Дама.
Их партия, хотя и ограничена танцевально, по смыслу главная. «Sleight of Hand» дословно переводится как «фокус», но хореографы берут шире: их интересует тема рока, случая, судьбы. Эти двое распоряжаются жизнью пары внизу. Этуали Леонор Болак и Жермен Луве (оба из нового поколения звезд оперы, взращенного Бенжаменом Мильпье) часто танцуют вместе с переменным успехом. Но в «Sleight of Hand» пара преобразилась: экспрессивная хореография Лайтфута и Леон хорошенько взбодрила Луве, застрявшего в амплуа принца. В дуэтах-схватках, где все наэлектризовано и все вытянутые конечности складываются углами в 90 градусов, он чувствовал себя так же свободно, как и в лирических адажио. Счастливого конца не будет. Силы тьмы (мужское трио — этакий Цербер, вылезающий откуда-то из оркестровой ямы) оказываются сильнее: героиня Болак оставляет своего героя и покорно следует за ними.
В «Speak to Yourself» угловатой прозы меньше, зато балетная поэзия льется через край — буквально. После огненного начала (соло Франсуа Алю, чья деловитая виртуозность здесь выглядела несколько чужеродной) большая часть спектакля идет под дождем. Заигрывать с водой все равно что рифмовать «слезы-розы». Но у Лайтфута и Леон дождь — моросящий, ненавязчивый, фоновый — не отвлекает от танца, а увлекает его за собой, превращая в мощный нескончаемый поток, который заполняет всю сцену. Эту метаморфозу потрясающе продемонстрировала лучшая на сегодняшний день этуаль труппы Людмила Паглиеро: в финальном адажио с Уго Маршаном ее тело, казалось, состояло из воды на все сто процентов.