выставка архитектура
В ГМИИ имени Пушкина открылась выставка "Гармония вкуса. Рисунки Джакомо Кваренги из итальянских муниципальных собраний". СЕРГЕЙ Ъ-ХОДНЕВ нашел, что выставка смотрится очень уместной в контексте нынешнего бума интерьерных журналов.
Можно спорить о том, насколько удалось архитектору Кваренги постичь русскую душу (раз так прижился, то наверняка что-то постиг), но факт остается фактом: многим десяткам его построек в России можно противопоставить лишь одну-единственную работу на родине — церковь в Субиако, которую мало кто знает. Даже итальянский посол Джанфранко Факко Бонетти, пришедший открывать выставку, признался, что эту церковь не видел ни разу. Тем не менее множество проектов и рисунков Кваренги из числа созданных им в пору долгого пребывания в России осело именно в итальянских собраниях. Большая часть наследия архитектора оказалась в руках его сына Джулио, который постепенно распродал все рисунки. В итоге одна солидная коллекция работ Кваренги образовалась в миланском художественном собрании в замке Сфорца, а другая — в Бергамо, в городской библиотеке имени Анджело Маи. Оттуда рисунки и привезены на выставку: сначала в Петербург, на юбилейную выставку в Эрмитаже, а теперь и в московский ГМИИ. Благо свой Кваренги в столице тоже имеется: пускай это малость по сравнению с тем, что герой выставки построил в Петербурге и пригородах, однако что Гостиный двор (пускай и перекрытый), что Странноприимный дом графа Шереметева (ныне реконструируемый Институт имени Склифосовского) — работы вполне достойные.
То, что Кваренги, как и большинство архитекторов его времени, был еще рисовальщиком-виртуозом, не очень удивительно. Удивляет масштаб приложения этих способностей. Мы-то привыкли в нем видеть раскованного неоклассициста, отточившего вкус на Палладио и римских древностях, или смелого мастера архитектурных ведут, продолжателя традиций венецианской школы. Всего этого у Кваренги действительно не отнять, однако было в нем и еще нечто: стремление к абсолютной целостности проекта. Иными словами, он настойчиво избегал поручать кому бы то ни было даже мелкие детали интерьеров. Именно интерьеры, спроектированные заботливо и педантично, производят наиболее сильное впечатление.
Он принимается за, скажем, чертеж потолка в кабинете великого князя Александра (будущего Александра I) в Зимнем дворце, и эскиз у него выходит не намного больше ладони. Но нет ни одной детали, которая бы при этом не попала на рисунок — лепнина заботливо вычерчена вплоть до последнего миллиметрового листочка аканта, а потом архитектор берется за кисть и врисовывает акварелью в композицию орнаменты или живописные медальоны: каждый где-то с ноготь, но все крайне отчетливо, видно, что здесь грифон, а там корзина с цветами. Если берется за сооружения для Царского Села — Турецкие бани или Холодные бани, то не успокоится, покуда не продумает декор ванн. Вазы, канделябры, люстры — все это дворцовое великолепие он замышляет и разрабатывает сам. Причем самое забавное, что это именно его, а не заказчика инициатива, потому что прилежность ему не изменяет никогда: вне зависимости от того, украшает ли он столичный дворец или сельскую усадьбу.
Несмотря на несколько суховатый и бисерный характер этих рисунков, они кажутся очень живыми, почти фотографичными, даже если это обычный чертеж фасада или книжного шкафа. Особенно любопытно это выглядит по сравнению с теми рисунками, которые вообще не имеют отношения к профессиональной деятельности Кваренги. Екатерина II архитектора отпустила в отпуск только один раз, все остальное время ему приходилось общаться с родиной исключительно посредством писем. Голословным ему быть не хотелось, так что к письмам он прилагал зарисовки; так вот, сколько непринужденности ни вкладывает "архитектор-рисовальщик" в сельские виды с избами и пейзанами, выглядит это при всем техническом мастерстве гораздо более натужно и натянуто. Иллюзорные пейзажи на стене проектируемой диванной, они получаются куда более убедительными, чем пейзаж, окружающий реальное имение на Украине. Видимо, не так уж блистательно сложились у архитектора отношения с русской душой, если наиболее лакомыми у него выглядят красивые отгородки от окружающей действительности, украшенные нарисованными пейзажами, "помпеянскими" фризами и строгими линиями карнизов.