Кульминацией Весеннего фестиваля фильмов об искусстве в Третьяковской галерее стала премьера картины «Микеланджело. Бесконечность» Эмануэле Имбуччи, которая уже вышла в широкий прокат. В программе этого фестиваля значатся фильмы о Боттичелли, Леонардо, Тинторетто. Но, как считает Сергей Соловьев, экранный Микеланджело побил всех своих современников.
Микеланджело в фильме Эмануэле Имбуччи говорит как пишет
Фото: «ПилотКино»
Фильмы об искусстве, если их смотреть много и за раз, как на фестивале в Третьяковке,— зрелище довольно однообразное. Большая часть кино о художниках снимается так: консультант накидывает канву жизни и творчества великого мастера, как если бы он готовил лекцию, а режиссер в меру своей изобретательности расцвечивает ее спецэффектами. Прорывом шаблона стал фильм «Микеланджело. Бесконечность». Рядом с ним остальные картины о художниках кажутся самодеятельностью. Тут что ни кадр — то эффектный постер, что ни фраза — то афоризм, саундтрек вдавливает вас в кресло, а компьютерная графика пытается убедить, что она тоже искусство. Иными словами, «Микеланджело. Бесконечность» — самый настоящий блокбастер. Неслучайно прокатчики запускают его внушительным количеством копий едва ли не во всех кинотеатрах.
Очевидно, что лучшего героя для блокбастера, чем Микеланджело, не придумать. Пока камера доплывет от пяток до макушки семиметрового «Давида», изучая напряженные мускулы и вздутые вены, успеваешь выслушать всю увертюру Вагнера. С какого ракурса ни сними «Пьету», всегда будут слезы сострадания и восторга. Хочешь ударить зрителя под дых — вознеси его под своды Сикстинской капеллы и оставь один на один с огромными, тянущимися друг к другу пальцами Бога Саваофа и Адама.
Для столь мощной визуальной атаки умиротворяющий голос диктора уже не подходит. Тут нужен рассказчик с харизмой. Первым из них в фильме становится сам Микеланджело; в модной белой рубахе среди необработанных блоков каррарского мрамора он исповедуется в своем артистическом кредо. Вторым — Джорджо Вазари, автор сочинения «Жизнеописание наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих», который в данном случае отвечает за биографическую линию. И если предъявлять фильму какие-то претензии по содержанию, то все их следует адресовать именно Вазари, которому сценаристы доверились безоглядно. Дело в том, что Вазари, знавший Микеланджело, считал его почти божеством во плоти. Вот он пишет: «Поистине явление его в мире было знамением, ниспосланным Богом людям нашего искусства, дабы научились они по его жизни — как вести себя, по творениям его — какими должны быть художники подлинные и наилучшие». Отсюда и пафос, с которым характеризуется каждое произведение Микеланджело. И оправдание каждого жеста. И вкусовщина (особенно насчет последних работ, которые якобы слабее зрелых). В желании возвести художника в статус святого приходится идти на хитрую подтасовку: доверчивому зрителю сообщают о «двух любовях» Микеланджело, якобы случившихся одновременно. Одна — к молодому дворянину Андреа Кваратези, вторая — к красавице и меценатке Виттории Колонне. Видите, какая безграничная личность! Впрочем, и в уста киношного Микеланджело тоже вложена масса выспренней чепухи — хотя, казалось бы, в распоряжении создателей фильма был целый свод его стихов и поэм. Но ничего не поделаешь: когда ворочаешь такими мраморными глыбами и бюджетами, не до тонкостей и нюансов.
Как всякий художник Возрождения, Микеланджело всегда с кем-то соперничал и враждовал. Судьба не раз заставляла его биться с другим «суперстаром», чьи амбиции с легкостью преодолевали любые пределы. Речь, конечно, о Леонардо да Винчи. В ХХ веке и до последнего времени он явно побеждал. Любая выставка, где было собрано более пяти картин да Винчи, немедленно превращалась в хит сезона. Наконец-то Микеланджело, большинство произведений которого не подлежат транспортировке, отыгрался на другом поле. Пусть Леонардо мудрит с кодексами и едва уловимыми улыбками, кино требует размаха и зрелища. Тут один только «Страшный суд» при правильной раскадровке обеспечит миллионные сборы, какие сейчас обеспечивает Музеям Ватикана.