Балетный конкурс «Золотой маски» завершил «Дон Кихот», показанный в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко петербургским Театром балета им. Якобсона, для которого этот спектакль поставил датчанин Йохан Кобборг. Рассказывает Татьяна Кузнецова.
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Фото: Коммерсантъ / Юрий Мартьянов / купить фото
Несмотря на обилие номинаций (у петербургского «Дон Кихота» их семь), последний конкурсный спектакль едва ли повлияет на итоговый расклад. Новых горизонтов в обращении с классикой он не открыл, новых трактовок не обнаружил, хореографических открытий не совершил. Йохан Кобборг, премьер сначала Датского, потом лондонского Королевского балетов, сам танцевавший Базиля на разных сценах мира, грамотно приспособил многолюдный «Дон Кихот» к возможностям немногочисленной труппы, постаравшись превратить его из непомерно разросшегося дивертисмента в связное повествование. Для этого ему потребовалось переставить местами несколько эпизодов, одни танцы добавить, другие (преимущественно характерные) убрать и ввести новый персонаж — самого Сервантеса. Под его пером и рождается все это действо, внутри которого осталось достаточно несуразностей, которые можно объяснить разве что разыгравшимся писательским воображением.
Художник Жером Каплан, номинированный дважды, тоже обошелся без сотрясения основ. Декорации и аванзанавес он выполнил в виде исполинских раскрашенных гравюр, что позволяет решить сразу три задачи: избежать вульгарности, обозначить любовную иронию по отношению к балетной старине и приспособить оформление для гастрольных нужд. Костюмы уютно вписываются в декорации, причем художник, микшируя их академизм, даже лесных дриад одел в рубашечки с фонариками — совсем как девушек с картин Брюллова.
Фото: Юрий Мартьянов, Коммерсантъ
Можно, конечно, перечислить потери, которые понес канонический «Дон Кихот». Пропала Мерседес (фрагменты ее танца освоили три цыганки, пляшущие в таверне). Исчез поставленный Голейзовским танец страдающей цыганки, хотя музыку Желобинского хореограф Кобборг сохранил: Китри и Базиль танцуют под нее дуэт, пока героиню не уволакивает настигший ее папаша. Купированы эпизод с мельницей и кукольное представление, строевой кордебалет дриад окончательно утратил прихотливость линий (чем, собственно, массовые сцены Горского отличались от строгой геометрии Петипа), а заодно и корифеек. «Болеро» третьего акта отдано классикам — на него что-то неубедительное танцуют Эспада с Уличной танцовщицей.
Но, похоже, пара десятков таких утрат огорчит разве что завзятых балетоманов. Для меня, например, куда огорчительнее видеть то же «Болеро» или танец Мерседес в Большом театре — формально сохранившиеся, но неузнаваемые — и по движениям, и по их беспомощному исполнению. Самое же обидное, что «Дон Кихот», никогда не исчезавший из московского репертуара, развалился не в каких-то далеких 1920-х, а относительно недавно, лет 30-35 назад. Причем халтурное возобновление балета, сделанное в 2016 году экс-премьером Большого Алексеем Фадеечевым, является скопищем всех отсебятин, штампов и неумений, накопившихся за годы распада старомосковского «Дон Кихота».
Так что, пожалуй, даже лучше, когда этот балет ставит иностранец, избавляясь от всего, что кажется его стороннему глазу отжившим и нелогичным, и отрабатывая с артистами каждую мизансцену и каждое па. Артисты платят постановщику воодушевлением, балет оживает — на «Маске» петербуржцы станцевали «Дон Кихот» вдохновенно и качественно. Можно, конечно, недоумевать, зачем номинант Тасман Дэвидс так акцентировал гомосексуальность своего Гамаша — ведь, согласно сюжету, его персонаж настойчиво домогается Китри. Зато необходимо отметить щегольской, по-западному отчетливый танец Китри (номинантка София Матюшенская) — особо запомнились превосходная диагональ рондов на пуантах во втором акте и невозмутимое, девяностоградусное фуэте в коде. В сражениях за лучшую мужскую роль достойное участие примет также Андрей Сорокин, совместивший в роли Базиля актерскую непосредственность, свойственную отечественной школе, и несоветскую легкость в исполнении трюковых сложностей — когда кажется, что чистейшим образом сделать в воздухе два двойных тура подряд дело немудрящее. Впрочем, за высокое качество мужского танца в числе прочих обязанностей наверняка отвечает Андриан Фадеев, руководитель Театра балета Якобсона, которым он управляет с той же элегантной виртуозностью, с какой в лучшие годы Мариинского театра премьерствовал в его репертуаре.