«Осуждать стремление бизнеса к субсидиям бессмысленно»

Правительство завершает масштабную реформу поддержки промышленности, переводя большую часть прямых вливаний в сектор в формат банковской субсидии и снижения налогов по новым специнвестконтрактам (СПИК 2.0). Почему принято такое решение, о судьбе Ford в России, рисках роста цен на нефть и регулировании торговли “Ъ” рассказал вице-премьер Дмитрий Козак.

— Что правительство будет делать, если цены на нефть вырастут до $85–90 за баррель и демпферная составляющая перестанет сдерживать внутренние цены на топливо?

— Сейчас закон предусматривает возможность введения заградительной пошлины. Конечно, мера очень болезненна — дополнительно из отрасли будут изыматься сотни миллиардов рублей ежемесячно. Поэтому разработан альтернативный вариант.

— Это лицензирование?

— Скорее квазилицензирование. Механизм позволит экспортировать нефтепродукты только их производителям и только при соблюдении ими условий о приоритетном снабжении нефтепродуктами внутреннего рынка. Объемы поставок на внутренний рынок мы еще обсудим с компаниями, а объемы экспорта при этом ограничивать не будем, как и срок действия таких разрешений. Но такое решение мы не можем принять самостоятельно, формально оно подлежит согласованию с нашими партнерами по ЕАЭС. На период согласования механизма, пока он не вступит в действие, соглашения с нефтяниками о стабилизации цен продлим еще на один квартал.

— Собирается ли правительство корректировать демпфер, чтобы ликвидировать ситуацию, когда нефтяники доплачивают в бюджет за поставки бензина внутри России?

— Да. Сегодня в правительстве есть согласованная позиция о необходимости уточнить формулу демпфирующей надбавки с учетом практики применения механизма обратного акциза, чтобы сделать демпфер более гибким и справедливым.

— В прошлом году Минэнерго предложило ряд масштабных мер по снижению налогов на добычу нефти: аплифт, расширение НДД, новые льготы по НДПИ и др. Предполагалось, что будет проведен мониторинг текущей налоговой нагрузки на отрасль. Есть ли уже первые результаты этого мониторинга?

— Утверждена «дорожная карта». Сегодня она реализуется. Идет инвентаризация всех месторождений, их оценка по единой методике доходности в действующих налоговых условиях. С учетом инвентаризации будут подготовлены нормативные акты по дополнительному стимулированию нефтедобычи. Первые результаты ожидаем летом. Нормативные предложения будут сформулированы несколько позже — к середине осени.

— Планирует ли правительство в этом году индексировать тариф на транспортировку газа? Есть ли прогресс по обсуждению подходов к его оценке?

— Прогресс есть, существенный прогресс. «Газпром», независимые производители газа, федеральные органы власти достигли консенсуса относительно того, как определять операционные расходы на содержание магистральных газопроводов. Что пока не решено — это в какой степени относить в транспортный тариф капитальные затраты. Споров много. Поэтому ждем внесения изменений в закон «О естественных монополиях», которые должны упорядочить подходы к формированию инвестиционных программ. Логика простая: если правительство, публично обсудив и одобрив инвестпрограмму, решило, что соответствующей трубопроводной системе требуются определенные капитальные затраты, значит, эти затраты должны закладываться в тариф.

— Новый механизм инвестконтрактов СПИК 2.0 полностью согласован в правительстве. Есть ли в новом механизме ограничения по участию отраслей? Например, вы говорили про возможное закрытие механизма для автопрома.

— СПИК 2.0 будет распространяться на все отрасли обрабатывающей промышленности, в том числе на автопром. Что касается будущих участников специальных инвестиционных контрактов второй волны — это будут инвесторы, которые возьмут на себя обязательства по внедрению серийного производства на основе новых технологий, критичных с точки зрения технологической безопасности, импортозамещения и обеспечения конкурентоспособности производимой продукции.

Перечень технологий будет утверждаться правительством. Он будет «живым». Но на старте важно определить, какие технологии нужны стране. Мы пропустим список через квалифицированных экспертов, обсудим с компаниями, в том числе с нефтяниками, с энергетиками — теми, кто является потребителями. Например, 80% оборудования для модернизации и поддержания в жизнеспособном состоянии электросетевого хозяйства — зарубежная продукция. Это и различного рода трансформаторы, переключатели и так далее, элементарные вещи, которые можно и нужно производить у нас в стране и здесь создавать добавленную стоимость.

Участники специнвестконтрактов на эти технологии будут выбираться на открытых конкурсах, и победителями будут те, кто предложит минимальные сроки их внедрения и максимальные объемы серийного производства продукции.

И важно, что СПИК 2.0 будет самым преференциальным режимом для бизнеса: никакие ни действующие, ни будущие механизмы поддержки бизнеса, которые мы можем изобретать, не смогут предоставить больший объем преференций.

— Газовые турбины большой мощности могут попасть в этот перечень по СПИК 2.0? Если, например, Siemens или GE полностью локализуют производство в России с передачей лицензии, они могут претендовать на СПИК 2.0?

— Наверняка. Потому что у нас не производят эти изделия. Претендовать на участие в СПИК 2.0 смогут все компании, при условии, что технологии должны быть локализованы и эта локализация юридически закреплена на территории РФ. Мы уже научены горьким опытом — то, что творится сегодня в мировой экономике, различного рода ограничения и протекционистские меры различных государств заставляют нас задумываться о том, чтобы себя обезопасить. Поэтому локализация технологий в РФ и есть ключевая задача СПИК 2.0. Она призвана обеспечить технологическую безопасность страны.

— Вы собираетесь заключить существующий СПИК на прежних условиях с ключевыми игроками в автопроме, хотя ранее критиковали этот режим. Почему было принято такое решение?

— Так исторически сложилось. Многие автопроизводители заключили специальные инвестиционные контракты до середины 2018 года. Потом на горизонте появилось повышение на 2% НДС. И тогда те, кто не хотел заключать этот контракт из-за в принципе правильных требований Минпромторга по локализации, обоснованно заявили о неравных, неконкурентных условиях деятельности на рынке. Поэтому и было принято решение дать возможность автоконцернам, инвестировавшим в Россию значительные средства — в сумме более 100 млрд руб., по нашим оценкам,— заключить СПИК на тех же условиях, что и первая волна производителей. Чтобы нивелировать нарождающуюся «экономическую фрагментацию» отрасли.

— Но компании же еще подстегивает риск лишиться права получения промышленных субсидий.

— Если лишить автопроизводителей промышленных субсидий, мы потеряем 15 тыс. рабочих мест, сотни миллиардов рублей платежей в налоговую систему. Обесценятся огромные инвестиции в действующие производства, будет причинен ущерб инвестиционному климату в стране. Зачем нам это делать? Давайте выровняем для всех условия, и пусть они продолжают конкурировать и на внутреннем, и на внешних рынках.

— Доступ автопрома в СПИК 2.0 до сих пор не ясен?

— Ясность наступит после того, как правительство внесет законопроект о СПИК 2.0 в Государственную думу, и мы начнем работать над перечнем технологий.

— Могут ли это быть электромобили, гибриды, беспилотные автомобили, которые не так давно включили в стратегию развития автопрома до 2025 года?

— Вполне возможно, об этом рано говорить. Важно, что в автопроме достаточно сильная конкуренция внутри России: мощности наших автозаводов значительно превышают текущий спрос на российском рынке. Поэтому мы не опасаемся ограничений, которые, вполне возможно, лягут в большей степени на новых потенциальных автопроизводителей.

— Очевидно, что на государственном уровне сейчас два приоритета для промышленности — локализация и экспорт. В контексте автопрома, что для вас важнее?

— Для нас важнее, конечно, увеличение добавленной стоимости, которая остается в России. Поэтому локализация производств — это вопрос номер один. Добавленная стоимость учитывает, в том числе, востребованность соответствующей продукции на рынках не только сегодня, но и в обозримой перспективе. Это и есть конкурентоспособность продукции, а значит, прочная основа для успешного экспорта такой продукции.

— Но у Минпромторга традиционно довольно жесткие критерии по тому, какие производители с каким уровнем локализации могут получить доступ к субсидиям.

— Эта дискуссия в отношении автопрома почти закончилась, мы нашли, на мой взгляд, оптимальные гибкие решения. Каждому автокомпоненту, каждой технологической операции присваивается определенное количество баллов в зависимости от объема добавленной стоимости, который это производство создает. Конечно же, двигатель или автоматическая коробка передач тебе сразу дает преимущество, но достигнуть сопоставимой балльной оценки лимита можно и за счет локализации других, менее сложных, мелких деталей. При этом нет необходимости самому организовывать производство этих автокомпонентов — можно привлечь российских поставщиков. Набрав определенное число баллов, компания имеет право на получение господдержки.

Схема будет действовать в рамках нацпроекта «Международная кооперация и экспорт»: из числа производителей автомобилей и автокомпонентов принять участие в проекте смогут те, кто производит продукцию, локализация которой выражается в определенном количестве баллов. Или те, кто заключил СПИК с обязательствами достичь таких параметров. Требования будут достаточно мягкими для того, чтобы привлечь в проект как можно больше участников.

А вот для получения мер поддержки спроса на продукцию на внутреннем рынке планка будет гораздо более высокой — все-таки упор мы делаем на производство российской продукции с высокой добавленной стоимостью.

— Сейчас Ford пересматривает стратегию. У них три завода в РФ, и компания с высокой вероятностью не успеет подписать СПИК в установленные вами сроки. Можете ли вы продлить сроки для них?

— Ford на СПИК не претендует. Ford имеет проблемы со сбытом продукции и принял решение не продолжать самостоятельный бизнес в России. Они сосредоточатся на развитии в сегменте легких коммерческих автомобилей, где у них уже есть успешный и высоколокализованный продукт — Ford Transit. А управлять этим бизнесом будет их российский партнер — группа «Соллерс», которая получит контрольный пакет в СП Ford Sollers в результате его реструктуризации. Мы сейчас обсуждаем с «Соллерс» заключение СПИК по производству Ford Transit на базе автозавода в Елабуге и по его дальнейшей локализации в России, думаю, что такой СПИК может быть заключен в ближайшие два месяца.

Поэтому можно сказать, что вопрос с дальнейшим присутствием бренда Ford на российском рынке решился самым экономически эффективным образом.

— Банковские субсидии — основной инструмент поддержки в вашей концепции поддержки промышленности. Почему вы считаете, что этого будет достаточно? Промышленники хотят прямых бюджетных субсидий.

— Стремление промышленного бизнеса понятно. Это все-таки бизнес. И здесь, как говорится, денег много не бывает. Цель любого предпринимателя — извлечение прибыли любым доступным способом с минимизацией издержек и рисков. Осуждать бизнес в этом стремлении бессмысленно. Это ведь базовый объективный закон рыночной экономики.

Прямые бюджетные субсидии действительно в наибольшей степени соответствуют таким устремлениям — для тех, кто имеет к ним доступ. Финансируя за счет бюджета любые издержки предприятия, мы так или иначе финансируем прибыль. Но у нас получателей субсидий на порядки меньше, чем налогоплательщиков в той же промышленности.

Поэтому, перераспределяя через бюджет средства всех налогоплательщиков к ограниченному числу получателей, необходимо строго следовать принципу «не навреди». Не потратить ресурсы без эффекта для общества и государства в целом. Не разрушить конкурентную среду ведения бизнеса. Средства господдержки могут быть предоставлены либо для выравнивания условий ведения бизнеса, либо тем бизнесам, которые с наибольшим эффектом берутся за решение таких общественно полезных задач, которые не готовы решать их конкуренты.

— Но почему именно банковская субсидия?

— В рыночных отношениях бизнес должен добиваться успеха через общепринятые общедоступные рыночные инструменты. Таким финансовым инструментом являются кредиты.

Если говорить о нашей промышленности, то ее основная проблема сегодня, в сравнении с зарубежными конкурентами,— это доступ к кредитным ресурсам, «длинным и дешевым деньгам». Поэтому был предложен механизм субсидирования процентных ставок по кредитам. На эти цели до 2024 года будет направлено 336 млрд руб. По нашим оценкам, это позволит привлечь в промышленность до 7 трлн руб. дополнительных финансовых ресурсов. Бюджет в принципе через прямые субсидии не в состоянии предоставить такие ресурсы.

Но доступ к кредитным ресурсам получат те, кто возьмет на себя долгосрочные обязательства не только организовать производство продукции, но и доказать, что она по качеству и надежности пользуется спросом как внутри страны, так и на внешних рынках. Таким образом, решается и другая задача — повышение качества импортозамещения.

— Банки не слишком охотно кредитуют обрабатывающую промышленность.

— Еще одним следствием такого способа поддержки промышленности будет активизация деятельности банков. У нас с 2017 года более чем на 20% упал объем кредитования российскими банками обрабатывающей промышленности. При отборе проектов, претендующих на доступ к льготным кредитам, власти оценят качество инвестпроектов, и банки получат надежных заемщиков. При этом каких-либо ограничений на участие в программе банков нет, то есть банки будут конкурировать за предоставление кредитов надежным заемщикам.

Наконец, есть правила международной торговли, согласно которым за счет бюджетных денег, за счет налогоплательщиков мы не можем искусственно ставить промышленников в преимущественное положение по сравнению с их мировыми конкурентами. Здесь механизм банковской субсидии был предложением именно бизнеса, чтобы он соответствовал всем требованиям Всемирной торговой организации. Льготные кредиты — это общепринятый в мире и допускаемый правилами ВТО инструмент поддержки производителей.

— Сейчас условия получения банковской субсидии предполагают обещание увеличить экспорт. Что будет, если компания не выполнит это условие?

— Принятый механизм достаточно либеральный. Исходно, когда в рамках нового механизма поддержки конкурентоспособности речь шла о прямых субсидиях для предприятий, предполагалось брать с компаний обязательства по объему реализации продукции на внутреннем и внешнем рынках. Наличие внешнего рынка было обязательным только в качестве маркера конкурентоспособности продукции. Если компания не выполнила обязательства по этим объемам, нужно было вернуть всю полученную субсидию.

Сегодня ответственность за неисполнение обязательств заключается только в одном — ты прекращаешь получать субсидирование процентной ставки и остаешься один на один с банком, с теми рыночными процентами, которые предусмотрены соответствующим кредитным соглашением.

Риски наступления такой ответственности минимизируются еще во время получения кредита: банки проверяют финансовую модель и состоятельность проекта на предмет возвратности кредита. Таким образом, механизм защищает и предприятие, и банки.

— А что будет в случае возникновения внешних факторов, которые помешают компании выполнить обязательства по экспорту? Это не обязательно санкции, но и другие виды ограничений: например, пошлины.

— Все, что произойдет независимо от воли самого исполнителя — обычный традиционный форс-мажор, который предусмотрен общими правилами ведения бизнеса, российскими и международными,— не налагает на производителя и кредитную организацию, предоставившую ему финансирование, никакой ответственности.

— Субсидия для промышленности по транспортировке продукции на экспорт сокращается, и есть большие споры относительно того, как она должна распределяться. Правильно ли с ее помощью поддерживать относительно низкотехнологичные сектора, например, экспорт леса?

— Безусловно, с учетом огромных размеров нашей страны, это важный механизм выравнивания условий ведения бизнеса для российских производителей. Но в новой конфигурации доступ к субсидии получают компании, продукция которых является высокотехнологичной и конкурентоспособной. То есть речь о поддержке экспорта леса не идет.

В целом предстоит увязать действующие финансовые инструменты поддержки промышленности. Сегодня их более полусотни, и на их реализацию на период 2019–2021 годов предусмотрено почти 214 млрд руб. Эти инструменты будут ориентированы преимущественно на стимулирование внутреннего спроса на российскую конкурентоспособную продукцию, на цели импортозамещения.

— Вы приняли решение, что тарифы на электроэнергию для населения расти не будут. Не нужно ли тогда больше сдерживать рост тарифа сетей для снижения объемов перекрестного субсидирования?

— Прежде всего необходимо отметить, что тарифы на электроэнергию для населения растут, но ограниченными темпами. Вместе с тем, конечно же, мы должны повышать эффективность электросетевого хозяйства, сокращать потери и непроизводственные издержки, избавляться от непрофильных активов. Несмотря на то что в последние годы сделано достаточно много, потенциал для повышения эффективности есть. Большие надежды на цифровизацию. Этим будем заниматься.

Но с другой стороны, есть вопросы, требующие системного решения. Это и совершенствование условий льготного, далеко не всегда обоснованного, технологического присоединения, введение дифференциации тарифов ФСК и оплаты неиспользуемой мощности. Дело в том, что получателями различного рода преференций является относительно узкий круг лиц. Но для обеспечения таких преференций сетевыми организациями требуются миллиарды. Это оказывает существенное давление на тарифы для всех других потребителей. Устранить указанные диспропорции необходимо даже с точки зрения восстановления элементарной справедливости, создания равных конкурентных экономических условий для различных категорий потребителей.

— Меры, которые вы назвали, какой совокупный эффект дадут для снижения перекрестного субсидирования?

— В целом это позволит примерно на 100 млрд руб. снизить давление на тариф. Вообще эффект от названных мер заключается скорее не в снижении объема перекрестного субсидирования населения, а в более справедливом его распределении между всеми потребителями.

— Как вы оцениваете общий объем перекрестного субсидирования?

— Сегодня более 300 млрд руб.

— Вы ставите цель полного ухода от перекрестного субсидирования?

—

К этому надо стремиться, но не думаю, что мы ликвидируем перекрестное субсидирование как явление при нашей жизни.

Это плохо с точки зрения деятельности всех экономических агентов в условиях рыночных отношений. Каждая услуга, каждый товар должен быть оплачен всеми по полной стоимости. Но боюсь, что политически в ближайшее время эти стереотипы в полном объеме или даже в значительной части преодолеть не удастся.

— По резерву мощности, льготному техприсоединению и дифференциации тарифа ФСК — когда будет готова вся нормативка?

— Весной будут внесены все нормативные акты.

— По итогам первого отбора по модернизации вы планируете пересматривать еще какие-то параметры, кроме возможного снижения доходности генкомпаний?

— Никакие другие параметры пересматривать не планируется. Все другие параметры мы проговорили и договорились, что доходность будет зависеть от конкуренции на предстоящих конкурсах.

— Вы рассматриваете возможность проведения конкурсов в неценовых зонах?

— Правительственная комиссия по электроэнергетике будет принимать решение. В неценовых зонах нет условий для проведения конкурса.

— Какой комплекс мер поддержки будет принят в отношении продления программы ВИЭ после 2024 года? Каким может быть объем финансирования?

— Продление программы поддерживается, но дискуссия продолжается. Все зависит от эффективности ВИЭ. Мы заинтересованы в том, чтобы сектор развивался, наращивал объемы. Это важно как с точки зрения экологии, так и с целью технологического развития электроэнергетики и промышленности. Мы будем поощрять производство, опять же, конкурентоспособного, оборудования для ВИЭ. В том числе в рамках СПИК и нацпроекта «Международная кооперация и экспорт».

Вопрос объема ВИЭ, издержки на создание которого могут быть возложены на потребителей, зависит от предварительных предложений потенциальных инвесторов о предполагаемых капитальных расходах на создание таких генерирующих мощностей и от возможностей потребителей их компенсировать. Поэтому есть решение вернуться к этим вопросам по итогам конкурсных процедур на модернизацию традиционной теплоэнергетики и отбора участников национального проекта.

— Банки и ритейлеры последнее время много спорят о ставках за эквайринг. Будет ли правительство вмешиваться в этот вопрос?

— Все участники спора — представители торговли, банков, платежных систем — пришли к единому мнению о нецелесообразности государственного регулирования в этой сфере. Они оказались в состоянии принципиально договориться о принципах дифференциации платежа за эквайринг. Договорились о снижении размера комиссионного вознаграждения при расчетах картами в социально значимых сферах — аптеках, учреждениях здравоохранения и образования, а также в сегменте крупных покупок, таких как автомобили и недвижимость. В этих сферах будут применяться пониженные ставки межбанковского вознаграждения. Остается дискуссия относительно аналогичного подхода для предприятий малого бизнеса. Но есть сложности в администрировании и технологической реализации такого подхода. Сближение позиций продолжится в рамках рабочего взаимодействия представителей торговли и банков.

— У ритейлеров есть идея создания СРО, которая могла бы взять на себя часть регуляторных функций. Как вы к этому относитесь?

— Создание любых профессиональных объединений, которые коллективно предлагают какие-то меры и принципы регулирования взаимоотношений между партнерами, приветствуется. Но отказываться от государственного регулирования в пользу них рискованно: возникает опасность монополизации этой государственной функции узкой группой лиц.

Вот в последний раз, когда мы встречались с крупными сетями, поступило предложение создать саморегулируемую профессиональную организацию в сфере ритейла. Но как выяснилось, у нас разное понимание, что такое саморегулируемая организация. Согласились, пусть попробуют. Но туда должны войти все ритейлеры без исключения. При этом органы управления должны формироваться в соответствии с законом на демократической основе, чтобы они реально представляли весь ритейл, а не только четыре крупнейшие компании, которые будут диктовать условия и своим конкурентам, и производителям.

У нас существует 1,6 млн торговых организаций, из них 400 тыс.— это юридические лица, остальные ИП. И как отрегулировать их самоорганизацию? В этом весь вопрос.

— Какое решение в итоге принято?

— Если они готовы объединиться, мы готовы оказать содействие. Думаю, что участники рынка, торговые сети к этому просто не готовы. Бизнес готов договариваться сам, для этого существует не только Гражданский кодекс, но и множество дополнительных отраслевых механизмов. В торговле такой механизм — Кодекс добросовестных практик, под которым подписываются и торговые сети, и их поставщики. Вопрос только в том, насколько все участники этого сложного рынка готовы этим договоренностям следовать. Но ни в коем случае нельзя передавать профессиональному сообществу право регулировать цены, штрафы. Оно должно заниматься стандартами предоставления услуг, распространением лучших практик, такими вещами.

— Была идея условного моратория на изменение закона о торговле, чтобы дать возможность участникам рынка привыкнуть к новым правилам игры. Вы считаете мораторий необходимым?

— Никто не может, не имеет права установить мораторий на законодательные инициативы. Понятно, что субъекты находятся под политическим влиянием той или иной социальной группы, группы предпринимателей. Естественно, когда одни вносят соответствующие инициативы, другая группа, на интересы которой наступают, возражает. Вот результатом последних изменений в законе, которые касались сроков возврата нереализованной продукции, стал компромисс — чтобы не ущемить сильно интересы ни одной, ни другой стороны.

— В последнее время производители продуктов опять жалуются — на дискриминационный «доступ на полку» и высокие штрафы за недопоставку. Насколько остры сегодня, на ваш взгляд, проблемы между поставщиками и ритейлерами?

— Проблема, наверное, будет вечной. Мы не должны тешить себя надеждами на то, что эти две стороны во всем будут друг с другом согласны. Они стоят, что называется, по разную сторону бруствера. У них в конечном итоге противоположные интересы. В идеале этот вечный спор должна разрешать конкуренция. Государственное регулирование этих отношений через общие нормы гражданского законодательства достаточно при условии, что есть конкуренция, есть альтернатива у производителя при выборе ритейлера, и у ритейлеров есть необходимый выбор производителей и поставщиков. Сегодня в принципе это конкурентная среда.

Правда, есть дискуссии о критериях отнесения крупнейших торговых сетей к доминирующим на региональных рынках. Эти споры предстоит разрешить. Но любое детальное регулирование, особенно в стопроцентно рыночных сегментах экономики, это скорее крайняя мера, когда очевидны перекосы монополистов или есть явное нарушение прав потребителей. Миссия правительства — установить долгосрочные и непротиворечивые правила игры для стимулирования развития конкуренции во всех сферах экономики, минимизируя ручное управление.

— Мы встречаемся накануне Красноярского экономического форума, оргкомитет которого вы недавно возглавили. Удалось ли оживить КЭФ?

— Вряд ли следует говорить о необходимости оживления форума. Форум жив. За пятнадцать лет своего существования он удержался в ряду ключевых деловых мероприятий страны. Что касается содержательного наполнения, то его ключевой темой стала национальная конкурентоспособность.

— Почему вы считаете, что повысить конкурентоспособность в нынешней ситуации реально, учитывая, что в предыдущие годы — при других ценах на нефть и отсутствии санкций — это не удалось?

— Трудно согласиться, что в предыдущие годы в этом плане нам ничего не удалось. По оценкам Всемирного экономического форума, Россия в глобальной конкурентоспособности с 2010 года переместилась с 63-го на 43-е место. В рейтинге Doing Business, оценивающем качество деловой среды, Россия также поднялась со 120-го на 31-е место. И основная позитивная динамика приходится как раз на период с 2014 года. Реально ли дальнейшее движение вперед по этой траектории? Практика работы последних лет наглядно показывает, что дорогу осилит идущий. Несмотря ни на какие ограничения. Потенциал повышения привлекательности нашей страны для российских и зарубежных предпринимателей далеко не исчерпан.

Интервью взяли Юрий Барсуков, Татьяна Дятел и Анатолий Костырев