30 лет назад в нашей стране состоялись первые свободные выборы. Выборы депутатов первого съезда народных депутатов СССР можно считать началом отечественного народовластия. 26 марта 1989 года, возможно, стало пиком перестройки и надежд, связанных с ней. Журналист Виктор Лошак — о том, как свобода меняла страну.
1989-й был и самым трудным, и самым лучшим, и самым насыщенным годом перестройки. Для советских людей все события вокруг и внутри страны меркли рядом с тем тектоническим сдвигом, которым стали свободные выборы — первые с ноября 1917 года, когда Россия выбирала Учредительное собрание. Выборы, на которые решился Горбачев, стали политическим переломом — КПСС добровольно расставалась с собственной диктатурой. На еще недавно казавшуюся монолитной и вечной советскую бюрократию начало оказывать колоссальное давление общественное мнение, которое еще несколько лет назад и всерьез-то никем не принималось.
Выборы стали тем случаем, когда революция обогнала эволюцию. И не факт, что это было хорошо. Можно сказать, что у живших 30 лет назад в СССР опыт свободных выборов начисто отсутствовал. До них формула голосования повсюду и всегда была простой :одного депутата выбирали из одного кандидата.
Горбачев маневрировал в борьбе с партийными консерваторами, которые к моменту выборов уже поняли, что теряют. Горбачевцы предложили сложную структуру нового съезда: из 2,250 законодателей 750 избирались в территориальных округах,750 — в национальных республиках,750 — от общественных организаций, а еще 325 — от прочих структур ,например, от Академии наук. Там-то за выделенные Академии 25 мест разгорелись едва ли не самые горячие баталии, о которых не уставали писать журналисты. Кандидатов выдвигали академические институты. 55 из них проголосовали за Андрея Сахарова, в первую пятерку вошли космический исследователь, академик Роальд Сагдеев, Дмитрий Лихачев и либеральные экономисты Гавриил Попов и Николай Шмелев. Руководство Академии вычеркнуло Сахарова и еще нескольких либералов. В ответ, невиданное дело, 3,000 ученых собрались у здания Академии в знак протеста. В конце концов, выборщики от институтов подтвердили первый список, а Лихачев и Шмелев прошли по территориальным округам.
Страна еще не умела и не привыкла играть по новым правилам: в 384 округах, как и в прошлые годы, выбирали из одного кандидата, но в 109 уже из трех. Голосующей стране, а к урнам пришли 90% избирателей — 173 млн человек, удалось в значительной степени отжать партийный аппарат от рычагов народовластия: 43%партаппаратчиков проиграли, не были избраны 29 первых секретарей обкомов партии, что еще сильнее усилило давление на Горбачева внутри ЦК.
Ельцин, чья политическая звезда восходила, сделал очень сильный ход. Он выбрал едва ли не самый сложный и уж точно самый населенный в стране избирательный округ — Московский. Борис Николаевич понимал, как позже напишет в мемуарах: «…Вся мощнейшая пропагандистская машина, перемешивая ложь, клевету, подтасовки и прочее обрушится на меня». Однако работали против Ельцина так топорно, что лишь поднимали его авторитет. Однако самый драматический момент ждал главного кандидата от демократов при окончательном утверждении двух из десяти кандидатур. Все было сделано так, что Ельцина обошли генеральный директор ЗИЛа Браков и космонавт Гречко. Но последний назло партийному начальству уступил Ельцину свое место. А уже при голосовании будущий президент России набрал 89% голосов, за него высказались 5 млн москвичей. Позже председатель КГБ жаловался Горбачеву, что за Ельцина проголосовали 74% избирателей в районе, где живет правительство и парламент, и 90% — в том, где обитает наш дипломатический корпус. Но Горбачев стоял на своем твердо. Через день он оценил итоги выборов: «Мы вышли на крупную политическую победу в исключительно трудных условиях». Возможно, главное, что он имел в виду, была тотальная пустота магазинных полок…
Когда сегодня проклинают Горбачева, забывают, видимо, что именно он дал стране народовластие, сделав это, в том числе, и в ущерб собственной личной власти. А уж как мы распорядись правом избирать и быть избранными, каждый может ответить сам. Интеллектуальный пир первого съезда, за прямыми трансляциями которого десятки миллионов наблюдали по телевизору, сменился, мягко скажем, рутинной законодательной работой. Нынешним депутатам доверяет порядка 20% населения. Но, если быть честным, деградация коснулась не одного этого института. Едва ли не в первой передаче «Куклы» на старом НТВ, во времена, когда еще над властью можно было шутить, сам президент напевал: «Турки — в ГУМе, урки — в Думе, коммунисты — во Христе… От того тут, понимаешь, и реформы не идут…»