Фото: Алексей Тарханов, Коммерсантъ
— Показанный на SIHH «Современный маятник», Balancier Contemporain, выглядит так, будто бы он из эпохи карманных часов, такое значительное место узел спуска занимает на циферблате.
— Вы ведь знаете, что часовые мастера часто начинают свою карьеру с реставрации. Когда мы с Робером реставрировали старые часы, каждый из нас думал о том, что гонка за миниатюризацией имеет свои плюсы и минусы. Чем крупнее механизм, тем он точнее. И вот теперь мы сделали очень крупный маятник диаметром 12,6 мм, что придает ему необходимую стабильность. Его можно остановить и отрегулировать благодаря шести винтам. Использовав крупный маятник, мы вернулись к миниатюризации. Наш первый Balancier Contemporain был в корпусе более 44 мм, теперь мы смогли уложить его в корпус 39,6 мм.
— То есть вы работаете в постоянном диалоге с историей, изобретая заново то, что делали ваши далекие предшественники.
— Мы с Робером считаем это нашей задачей. Часы с годами становились все проще, я бы даже сказал, примитивнее. Одна за другой исчезали техники обработки металла, хитрости и умения, которыми обладали часовщики, вынужденные находить выход из самых сложных ситуаций. У них не было ни станков с трехмерной формовкой деталей, ни компьютеров, ни новых сплавов, но их часы остались непревзойденными примерами мастерства.
— В ноябре, спустившись со сцены со статуэткой Женевского гран-при в руках, вы сказали, что это награда для всех работников мануфактуры. Сколько вас там, кстати?
— Нас немало. 115 человек. Но если вы спросите, сколько часов в год мы создаем, то их меньше, чем нас. В 2018 году мы сделали не больше 110 часов. Мы не гонимся за цифрами, разве что за призами — как вы знаете, это не первая наша награда на Женевском гран-при. Конечно, хорошо выходить на сцену, но важно, чтобы все — и часовщики, и полировщики, и граверы, и изготовители мельчайших деталей — чувствовали, что эти призы принадлежат им.
— При таком скромном объеме производства вам надо содержать целое предприятие. Каков разброс цен на ваши произведения?
Greubel Forsey Art Piece Edition Historique
Фото: Greubel Forsey
— Это зависит от сложности и от времени работы, которых требуют часы. Например, наш минутный репетир Grande Sonnerie стоит больше 2 млн швейцарских франков. А наша модель Signature 1, специально задуманная в качестве «входного билета» в наш мир,— всего 155 тыс. Тоже немаленькая цена, конечно. Но ведь вещи становятся все многодельнее. Вы помните нашу модель Art Piece 1?
— Конечно! Вы показали ее в Париже на художественной ярмарке FIAC в Гран-Пале в 2012 году. Было удивительно встретить вас там. Что же тогда было предметом искусства — микроскульптура Уилларда Уигана, которую вы имплантировали в механизм, или сами часы?
— И то и другое, но надеюсь, что больше все-таки часы, механизм. На этот раз, в наших новых Art Piece 2, которые мы называем еще Art Piece Historique, мы пользуемся микротипографикой.
— Да. Там написаны слова: «Умение. Архитектура. Эстетика. Благородство. Гармония». И это все о вас?
— Именно о нас. Почему бы и нет. Но кроме слов там есть и механизм.
Это архитектурная композиция, которая демонстрирует наши умения, нашу эстетику.
В корпус 44 мм мы уложили не только пирамидку с надписями, которая является часовым и минутным циферблатом. Часы показывает красная стрелка, а минуты отображаются в специальном окошке. Слева от пирамидки установлен наш фирменный турбийон с наклоном в 30 градусов. А еще указатель запаса хода, который здесь увеличен до 72 часов за счет двух пружинных барабанов. В общей сложности 475 деталей! Так что и умение, и архитектура, и эстетика, и благородство, и гармония там присутствуют. Мы художники, мы скульпторы времени. Таких часов будет только 33 штуки.
— А если ваш 44-й клиент захочет написать на этих часах что-нибудь свое, вы ему позволите?
— Даже и не знаю, это все-таки наше, а не его артистическое самовыражение. Впрочем, нечто подобное можно сделать. Под нашим присмотром, разумеется!