В залах, посвященных XIX веку, сумрачный романтизм Петербурга Гоголя и всевозможная выморочная достоевщина проступают только на иллюстрациях к книгам классиков. А работы эпохи рисуют вполне идиллические образы быта города — даже мусорщики и нищие на гравюрах и рисунках "городских типов" Александра Орловского держатся с кокетливым смирением фарфоровых фигурок. "Наводнение в Петербурге", изображенное вроде бы очевидцем бедствия, известного потомкам по "Медному всаднику", показано безо всякого трагического хаоса, но с помпезной оперностью в духе "Последнего дня Помпеи". Литографическая "Панорама Невского проспекта" Василия Садовникова, представлявшая собой длинную ленту, которую надо было перематывать в специальном аппарате, рисует чинную, чисто выметенную и респектабельно-скучную улицу, на которой вряд ли могли бы приключиться фантасмагории гоголевских "петербургских повестей".
То, что Петербург — это город-химера и город-глюк, известно даже Масяне — самому витальному из новых символов города. Но на "Образах Петербурга" становится понятно, что, если в литературе эта мифология сложилась уже к XIX веку, то ее визуальное воплощение появилось только к началу века ХХ и было делом рук членов "Мира искусства". Что до мастеров предыдущих эпох, то они всеми силами пытались убедить своих зрителей в обитаемости этой воплотившейся аллегории.Граверы XVIII столетия, запечатлевшие невиданные "першпективы" свежевозведенной столицы, не забывают отобразить в своих произведениях непролазную грязь немощеных улиц и роющихся в ней бродячих собак. Иначе парадные виды походили бы не на реальный город, а на архитектурный проект. Похожие собаки шныряют возле протокольных достопримечательностей, зарисованных в 1830-х годах Карлом Беггровым. Если бы не они, да еще сбитенщики, няньки с детьми, казачки и торговцы сомнительной говядиной, то трудно было поверить, что перед нами — не театральная декорация.
И в то же время самые убедительные и классические "образы Петербурга" из представленных на выставке зачастую оказываются именно театральными эскизами, как, например, "Зимний дворец" Александра Головина. И тогда появляется Петербург Мстислава Добужинского с его слепыми брандмауэрами, потайными дворами и фантомами, ухмыляющимися с рекламных афиш и с витрин парикмахерских. Впрочем, вывернутый наизнанку, Петербург становится похожим на любой другой современный город. Урбанистические виды, подобные тем, что рисовал Добужинский, на самом деле можно отыскать хоть в Берлине, хоть в Париже, хоть в Москве.