Чеховский фестиваль театр
Завтра в Москве начинаются гастроли японского театра кабуки. Труппа "Тикамацу-дза" покажет спектакль "Самоубийство влюбленных в Сонэдзаки". После выступления на Чеховском фестивале японские актеры во главе с "живым национальным достоянием" 72-летним Накамурой Гандзиро Третьим отправятся в Петербург. Рассказывает РОМАН Ъ-ДОЛЖАНСКИЙ.
Приезд театра кабуки будет обставлен с пышностью императорского государственного визита. Организаторам гастролей нужно не только обеспечить показ спектакля, но и соблюсти особенности японского театрального протокола. Кабуки — искусство, церемонное не только на сцене, но и за кулисами. Мелочные странности этикета для театра кабуки являются не просто данью традиции и, разумеется, не пустой причудой, а необходимым условием для того, чтобы зрители смогли насладиться старинным искусством во всей его полноте. Тем более что настоящий театр кабуки выезжает на гастроли крайне редко — собственно, как и положено императорскому двору. Такой визит должен восприниматься чужестранцами как историческое событие, а не просто как театральная гастроль.
Важность события усугубляется тем, что буквально в эти дни самому жанру театра кабуки исполняется 400 лет: документально известно, что именно летом 1603 года жрица синтоистского храма по имени Окуни впервые усладила жителей Киото специфическим представлением-танцем, положившим начало театру кабуки. За истекший период вычурное искусство (глагол "кабуку" в японском языке имеет несколько значений, в том числе "выделяться", "выделываться") успело не только обрести жесткие каноны пластики, грима, голосоведения, музыкального сопровождения и т. д., но и превратиться в популярное демократическое развлечение (в отличие, скажем, от театра но, являющегося более архаичным, элитарным зрелищем и поэтому находящегося под охраной государственного бюджета). Лучшие труппы кабуки, к которым относится и основанная 20 лет назад "Тикамацу-дза", принадлежат не государству, а крупнейшему развлекательному японскому концерну "Сетику".
Визит кабуки выглядит едва ли не самым экзотическим событием в программе Чеховского фестиваля. Ожидания подогреты тем, что на сцену выйдет 72-летний Накамура Гандзиро Третий, один из самых знаменитых японских актеров, обладатель титула "живое национальное достояние", вот уже полвека (!) играющий в этом спектакле-ветеране роль 19-летней проститутки Охацу, влюбленной в юношу, соединиться с которым ей мешают всякие социальные препоны. В финале трагедии классика Тикамацу влюбленные, точно шекспировские Ромео и Джульетта, совершают самоубийство. Причем роль возлюбленного играет сын Гандзиро Третьего, а полвека назад молодого героя играл его отец. А еще через несколько лет Гандзиро Третий собирается сменить псевдоним, приняв имя умершего бог знает когда другого великого актера кабуки — Сакато Тодзиро... В общем, столько странных и занимательных сюжетов связано с приездом кабуки, что публика вполне имеет право поглазеть на театр как на диво. И тем самым жестоко обмануть надежды японского двора.
Дело в том, что Гандзиро Третий, как говорят, принял решение вывезти свою труппу в Москву после того, как пару лет назад "Самоубийство влюбленных в Сонэдзаки" удачно показалось в Англии. Японцы были очень тронуты тем, что к спектаклю о двух влюбленных отнеслись не просто как к красочной заморской экзотике, а именно как к настоящей трагической истории. Сам господин Гандзиро уверен, что в Европе осталось две великих театральных культуры — английская и русская. И после успеха в Альбионе он возмечтал вывезти свою трепетную Охацу на московский театральный смотр, пребывая в возвышенной надежде, что русские будут тоже не просто рассматривать диковинку. Ведь на этот раз к нам едет кабуки-вагото, то есть такая разновидность кабуки, которая показывает неброские, частные человеческие истории. А раньше еще в Советский Союз приезжали спектакли кабуки-арагото, где представляют всякие яркие, зажигательные военно-исторические сюжеты.
Вообще, все это означает, что наших зрителей ждет какое-то важное испытание: ведь европейские визитеры, кажется, давно поняли, что московская публика стала сродни берлинской и парижской — торопливой, хищной и пресыщенной. А загадочные японцы едут в трогательной надежде на душевный отклик. Впрочем, наша публика может и не сообразить, что она не в театре, а на экзамене, вполне удовлетворившись абстрактным мастерством актеров. А гости, в свою очередь, могут не понять, что их не поняли.