Открывающаяся в пятницу в столице Баварии 55-я Международная конференция по безопасности заставляет вспомнить известный анекдот про оптимиста и пессимиста. Представляющий мир в мрачном свете человек говорит: все настолько ужасно, что хуже уже не будет. И в ответ слышит жизнеутверждающее: «Будет, будет!»
Фото: Александр Миридонов, Коммерсантъ
Когда в феврале 2007 года Владимир Путин произнес свою речь в Мюнхене, многие сделали вывод, что отношения постсоветской России и Запада достигли низшей точки, уперлись в дно. И дальше опускаться им будет некуда.
Прошло более десяти лет. Звучащие из Москвы гневные филиппики в адрес Вашингтона в связи с его односторонним выходом из Договора о ликвидации ракет средней и меньшей дальности (РСМД) местами почти дословно повторяют риторику 2007 года. Только в начале 2000-х годов в центре геополитического конфликта находились последствия одностороннего выхода США из Договора по ПРО. А теперь уже другую республиканскую администрацию в Белом доме категорически не устраивает Договор о РСМД, для которого спешно расчищают место на свалке истории.
На фоне ставших общим местом рассуждений об опасности однополярного мира, о подрыве основ международной безопасности и стратегической стабильности и зеркальных ответах Москвы Европа снова оказывается между молотом и наковальней.
Возникает ощущение, что в мире ничего не изменилось, и Мюнхен продолжает топтаться на месте.
Однако сегодняшний кризис в отношениях России и Запада при всем его внешнем сходстве с 2007 годом — кризис качественно иного масштаба. Он системный и гораздо более глубокий.
Каковы же его отличительные особенности?
Во-первых, как теперь ясно, дно в отношениях России и Запада тогда достигнуто не было. Учитывая происходящее сегодня, никто не возьмет на себя смелость ответить, есть ли у этого кризиса дно вообще. И можно ли будет в определенный момент, оттолкнувшись от дна, начать движение вверх — выныривать вместе, а не пытаться топить друг друга.
Во-вторых, к сегодняшнему дню перестал существовать сам механизм международного диалога, который тогда, пусть и с невероятным скрипом, но еще пытался проворачивать свои шестеренки. Гневная речь Владимира Путина в Мюнхене была адресована пусть и проблемным, но все еще партнерам России по G8 — ведущим западным державам. Она предполагала дискуссию, диалог — пусть и жесткий, нелицеприятный.
Сегодня по поводу диалога России и Запада никто уже не заморачивается — все понимают, что он невозможен. Поэтому по определению невозможна и вторая мюнхенская речь Владимира Путина: кому, что и о чем говорить, чтобы быть услышанным, а не просто стучать по трибуне ботинком Хрущева?
Получается, что Мюнхенская конференция пережила саму себя: конференция есть, но обсуждения уже нет. После речи президента Путина Мюнхен не заметил, как в определенный момент сам лишился речи, превратился в статиста, пассивно наблюдающего за распадом послевоенного мироустройства. Безопасность перестала быть универсально признанным содержательным понятием и стала не более чем фигурой речи.
В споре пессимиста и оптимиста победил оптимист.