Иранский испанский

В прокат выходит новый фильм знаменитого иранца Асгара Фархади «Лабиринты прошлого», снятый в Испании с Пенелопой Крус и Хавьером Бардемом в главных ролях. По большому счету смысл этого гибрида мыльной оперы с триллером заключается в том и только в том, что иранский режиссер снял испанский — или, как ему кажется, испанский — фильм

Хорошая новость, которую несет фильм Фархади,— что дважды увенчанный «Оскарами» за фильмы «Развод Надера и Симин» (2011) и «Коммивояжер» (2016) режиссер выбрал как стартовую площадку для решительного отрыва от национальных корней не Голливуд, а Европу. Почему именно Испанию, а не Францию или Италию, духу авторского кинематографа которых он, безусловно, был близок,— вопрос интересный, но не принципиальный. Раньше режиссеры с таким бэкграундом стремились на «фабрику грез», где бесповоротно теряли и авторскую индивидуальность, и национальную идентичность.

Плохая же новость состоит в том, что, как доказал Фархади, потерять что индивидуальность, что идентичность в Европе можно с тем же успехом, что и в Голливуде. Возможно, что даже и с большим успехом. При всей обезличенности производственной линейки Голливуда режиссеры-гастарбайтеры владеют хотя бы английским языком. Да и в обезличенности есть свой сакральный смысл: Голливуд говорит на эсперанто, новобранцу незачем проникаться американским духом. Фархади же пришлось — и этим как-то особенно гордятся пресс-релизы — нанимать армию переводчиков, чтобы донести до актеров смысл того, чем они занимаются перед камерами. Притом что сам режиссер замахнулся именно что на испанское кино об испанских страстях.

Ролевой моделью, однако же, для Фархади служит не какой-нибудь Бунюэль или Саура, а итальянец Антониони. Точнее, Фархади снова, как и в своем фильме «История Элли» (2009), ориентируется на «Приключение» (1960). И там и здесь исчезновение персонажа — повод не только и не столько для расследования, сколько для переоценки отношений между теми героями, кому исчезнуть не довелось. Потеряшка незримо присутствует среди них, вытаскивает за ногу из шкафов интимные скелеты, кого-то отягощает чувством метафизической вины, кого-то, напротив, освобождает от химеры по имени совесть.

В данном случае потеряшка — 16-летняя Ирен, похищенная то ли изощренными профессионалами, то ли наглыми любителями со свадьбы тети Беа (Барбара Ленни) и жовиального Пако (Хавьер Бардем) с брюшком и грустинкой во взоре. Пако — бывшая и неизбывная любовь Лауры (Пенелопа Крус), мамы Ирен, те же 16 лет назад вышедшей за аргентинца Алехандро (Рикардо Дарин). Вообще, эта семья столь многочисленна, что разбираться в ее конструкции приходится параллельно с осмыслением детективной интриги. Сестры и то ли братья, то ли не братья, дети, племянники и племянницы сливаются на экране в пестрый, то голосящий, то куролесящий клубок. И отвечать на вопрос, какую роль в истории играет условный Фернандо, приходится одновременно с вопросом, а кем, черт возьми, он приходится остальным фигурантам.

Замахнулся Фархади на «Приключение», а получилось нечто до боли напоминающее издевательский экзерсис Вуди Аллена на тему латинского темперамента «Вики Кристина Барселона» (2008). Там те же Бардем и Крус играли дуэт — не любовников, но супругов,— демонстрирующий зрителям, как заокеанские мастера культуры представляют себе пресловутый темперамент. Но интеллектуал Аллен не притворялся испанским режиссером, а вышучивал стереотипы. Происходящее было увидено глазами двух юных американок, заказавших жаркие страсти в качестве туристического бонуса к достопримечательностям Барселоны и получивших, что заказывали. В «Лабиринтах» страсти не остранены взглядом постороннего, хотя гораздо интереснее было бы, если бы Фархади свою «постороннюю» роль акцентировал. Как акцентирует ее, где бы он ни снимал — в Африке, Франции или родной Грузии,— Отар Иоселиани.

В результате, как ни старалась армия переводчиков, актеры поняли режиссерскую задачу то ли превратно, то ли, наоборот, слишком адекватно. И сыграли не Лауру, Беа, сестру их Ану (Инма Куэста) и прочих Фернандо-Антонио-Хорхе-Мариан, а абстрактных испанцев. И не избавиться от ощущения, что Пенелопа Крус — и в радости, и в горе — непременно виртуально подмигивает зрителям: как я вам, прическа не растрепалась? Из европейских звезд такое себе позволяла Софи Лорен. На нее Крус, кстати, становится все более похожей. Но Лорен, единственной на сто миллионов, и только ей было можно.

Если кому-то здесь и сочувствуешь, то разве что герою Бардема. Не потому, что проникаешься его бессмертным чувством к Лауре, которое вынуждает его разориться, но собрать 300 тысяч евро на выкуп Ирен. А потому, что жалко мужика, породнившегося с таким осиным роем, как семья героини. Калечный, но злобный папаша, куркуль-неудачник. Стойкая, как эсэсовец, мамочка. Ласковые, как немецкие овчарки, сестры. Да, Фархади всегда снимал семейные неурядицы, но к родным иранским ячейкам общества относился с сочувствием и пониманием. Может, проблема в трудностях перевода?

Что касается собственно детективной интриги, можно понять прокатчиков, заменивших оригинальное название «Все знают» на безликие «Лабиринты прошлого». В городке, где происходит действие, все обыватели действительно в курсе всех семейных тайн, которые мучительно раскрывают для себя герои. И в этом есть некая итальянская, неореалистическая прелесть. Но что же это за детектив, в котором, кроме обиженных зрителей, все персонажи знают всё наперед?

В прокате с 21 февраля