Событием венского сезона стала постановка оперы (точнее, семи-оперы) Генри Пёрселла «Король Артур» в Театре ан дер Вин. Новым сюжетом на старый лад восхитился Алексей Мокроусов.
Режиссер Бехтольф превратил «Короля Артура» в историю о мальчике, начитавшемся старинных легенд
Фото: Herwig Prammer
Длинный ряд стульев перед занавесом постепенно заполняют гости. Поздравить восьмилетнего мальчика пришли многочисленные родственники, все с подарками в коробках, но праздник ненастоящий, семья неполная, нет отца. Через полупрозрачный занавес виден упавший в пике истребитель — так погиб папа-летчик.
Трудно опознать в этом прологе «Короля Артура» Генри Пёрселла. Но режиссер Свен-Эрик Бехтольф и его соавтор художник Джулиан Крауч вторглись в либретто Джона Драйдена. Они оставили сердцевину, историю короля Артура и битвы за независимость в VI веке, обрамив ее сюжетом из английской жизни 1940-х. Времена пересекаются: на сцене соседствуют старинные мечи и радиоприемник, передающий фронтовые новости и музыку Пёрселла, одеяния бриттов и мода послевоенного времени, инвалиды в колясках, сирены-девушки и парашютист.
Жанр семи-оперы сегодня неудобен — прозаических разговоров не меньше, чем музыки, поют, в основном чтобы проиллюстрировать сказанное, а заставлять современных оперных певцов декламировать, допустим, того же Драйдена — затея пропащая. Но в развеселые времена английской Реставрации семи-оперы были популярны, как нынешние телесериалы.
При жизни композитора патриотичный «Артур» был хитом. Всего Пёрселл написал шесть семи-опер, но авторство «Бури» оспаривают такие влиятельные в мире аутентизма люди, как Рене Якобс. Бельгийский дирижер и музыкальный архивист создал новую редакцию «Артура» — ему и принадлежат авторские права на нее. В партитуре не хватало двух песен духа воздуха Филиделя (отличная работа Мартины Янковой) из третьего акта; Якобс не стал их дописывать — на что в принципе способен,— использовав вместо этого песни из других семи-опер. Он добавил и «фоновой» музыки, чтобы смягчить разговорные длинноты — так Якобс делал и раньше, при работе с «Волшебной флейтой» или бетховенской «Леонорой»; на этот раз он использовал камерную музыку Пёрселла, в том числе паваны и фантазии для виолы да гамба.
«Король Артур» — совместная постановка с берлинской Штаатсопер. В Вене сохранили почти всех певцов, включая яркую сопрано Робин Йохансен, но сменили музыкантов — вместо Якобса и Академии старинной музыки в оркестровой яме Concentus Musicus Wien под управлением Штефана Готфрида. Разница дирижерских темпераментов очевидна — там, где Якобс мог веселиться и шутить (в «зимней» сцене третьего акта у него, говорят, проскальзывали мотивы «Зимы» Вивальди и «Канона» Пахельбеля), Готфрид предельно серьезен.
Спектакль сделан на одном дыхании. Бехтольф придумал живые и остроумные разговорные диалоги на немецком (поют на английском), в которых не так много аллюзий с нашими днями, разве что шутка «You too?» — «MeToo?!» напоминает о нелегкой жизни либертина сегодня. Тема «Брексита» неуловимо витает в воздухе — не потому, что режиссеру жалко покидающую вроде бы европейское братство Британию, нет, ему интереснее истоки британской самобытности, легенды и мифы, связанные со становлением ее государственности. Рассказывает он при этом трогательную, почти сказочную историю о мальчике, которому дедушка дарит сборник старинных легенд, и чтение соединяет прошлое и настоящее. Комического и сатирического во взгляде режиссера хватает и на ХХ век, и на далекую эпоху. Для Бехтольфа, успешного в драме и опере, в работе с актерами и певцами, семи-опера выглядит близким жанром, который сам Пёрселл воспринимал как dramatick opera, симбиоз разговорного и вокального. Потомки пытались изменить это понимание — так, Николаус Арнонкур видел в Пёрселле создателя первых мюзиклов в истории, но Бехтольф выбирает позицию, учитывающую все точки зрения.
Джулиан Крауч не зря считается соавтором — буйства фантазии можно ждать от многих, но мало у кого она так полно реализуется. Художник любит приемы барочного театра, создавая эффект волн при помощи колеблющихся кусков материи или используя ростовые куклы, изображающие идущих рядом Артура-короля (Михаэль Ротшопф) и его противника сакса Освальда (Макс Урлахер). Финальная сцена, когда маленький Артур (Самуэль Вегляйтнер) залезает в самолет, упрятанный в огромную раму, а все машут ему на прощание рукой,— из самых трогательных в истории, лишенной очевидного месседжа и рассказывающей скорее о детских мечтах и тоске безотцовщины, чем о рождении нации.